Поэзия без иронии
Стр. 2
Паяц
Ни о чём не жалея,
Продолжает "испытывать" грабли.
Мой герой - "дуралей", но
Дуралей по призванию как бы.
Испытатель на гибкость
Поясниц надрывающим смехом,
На растяжку - улыбку,
На способность со стула "поехать".
Неудачнику, лоху,
Безусловно, увидеть отрадно -
Его "глупо" и "плохо"
Не последние в табеле рангов.
Есть намного нелепей,
Обречённый в трусах появляться
И зимою, и летом,
И валяться в опилках паяцем.
Наблюденье пощёчин
Примиряет смеющихся с домом,
Где нередок расчёт на
Убедительность звона ладони.
И немедленно после
(Для уставших от подлости за день) -
Очевидная подлость
Получает коленом подзадник.
Шут мой плющится снова
Между молотом и наковальней,
Неудачники-снобы
Забывают о Леонкавалло.
2014
Первый и не последний
Зачем ты, снег, мне падаешь на строки,
Клоня их вниз, как будто лапы елей?
Зачем ты мне
Напоминаешь дней
Счастливых череду, когда пророком
Я их чеканил, а они звенели.
Потом я улыбался в телефоны,
Подписывал опять открытки с ёлкой
(Долгов-вериг
Полны все декабри),
И не творил, а, следуя законам
Гостеприимства, подавал на стол я.
Зачем ты, снег, мне падаешь на крылья
И прячешь краски радуг в белом цвете?
И так во сне
Мне холодно вдвойне,
Когда к вине застолья и бессилья
Придут воспоминания о лете.
Ты каждый раз ложишься на перила,
Их чернотой настойчиво подчёркнут,
Зимой для глаз -
До марта, до утра.
Но ты не мой последний снег, мой милый.
Ты всё равно растаешь, братец, к чёрту.
2013
Первый снег
Пришла вода в четвёртой ипостаси -
Не лёд, а снег. Я в детстве ел его.
И, помню, зубы ныли, охладясь, и
Слегка немел язык, а каково
Тот первый пух сверкающих сугробов
Манил упасть, валяя дурака,
Швырнуть снежком в девчонку-недотрогу,
Что пальчиком покрутит у виска.
Вот он несётся - скользанки владелец,
Скользит и славит смысл бытия,
Смеётся просто так и беспредельно,
Расхристанный и потный. Это - я.
Реинкарнация тумана тела -
Искристый дым, сгущёнка облаков,
Рассыпчатый пломбир. Ты мне постелен
Напомнить детство. Это так легко,
Что я тебя целую и глотаю,
Ни слёз не пряча, ни скрывая смех.
Ты холодишь язык и сладко таешь
Который год, всё тот же первый снег.
2013
Песчинка
На клён генеалогии моей
Не наросло случайных орхидей -
Беспочвенных цветов или людей.
А сверху вниз - как молнии каскад,
Ветвящийся столетия подряд.
В амперах крови - литрами заряд.
В нём нет не коронованных особ
Дантистами. В нём множество усов,
Пенсне, мозолей, "жаворонков", "сов",
Любительниц концертных вечеров,
В ином значении читавших "рок",
Хранящих как наследство серебро.
Колен и браков вековой излом
Ветхозаветной повестью весом.
Внесу свой "Х" в окрошку хромосом.
Величие Сахары за века
Сложилось не из сахара-песка.
И я несладкой малостью - в бархан.
2014
Печаль
Печаль с расцветкой сургуча
Оставила печать
На листьях, что не сгоряча,
А в календарный час
Неспешной почтой золотой,
Воздушным кораблём
Поплыли зА море - за то,
Что плещет ноябрём.
Под стон метелицы-метлы
Не выбелен причал.
Листы ещё нежны, теплы,
Как выводок галчат.
Пока не выпал первый снег,
Укрою их в тетрадь.
Они расскажут мне во сне,
Как грустно - умирать.
Я подберу их как слова,
Что требуют забот,
Тепла, уменья колдовать
И музыкальных нот.
Они оперятся к весне
И выпорхнут в леса,
Да будут песню петь, что мне
Так нужно написать.
2013
Печальны гениев пути
Печальны гениев пути -
Приходит слава так нескоро,
А может вовсе не прийти
При жизни. Приходи же, Лора!
Как тень покинула плетень,
Так gloria ушла от mundus,
А гения найдёт в тот день,
Когда он - поседевший мудень.
Похвал друзей его черёд...
Но эхо, отразясь в печали,
"Старик, ты - гений!" переврёт,
И "Гений, ты - старик..." ужалит.
2014
Пешка
Чересполосица судьбы и мир
Многообразный. Чёрное - мирское,
И белым - клир, общественный sortir*
Глаголом-местом редко беспокоит.
Никто не спросит: "А оно на кой мне?", -
Когда открыта вертикаль пути.
И пешка отправляется в поход.
Что ею движет? Метит в королевы?
Но короли бросают их легко
И жертвуют, дабы ходить "налево".
Ах, Золушка, не отходи от хлева!
Прогулки - но не очень далеко.
Когда бы знать, что ждёт тебя в ларце
От этой жизни, проходящей за день.
И может взять достойный офицер,
А может - конь, задравши юбки сзади.
Ты жертвенна, но помни, бога ради,
О жеребцах с усами на лице!
Уже видна заветная черта,
И под защитой ты сильна, невинна,
Побит расклад мелкомасштабных карт,
Уже оркестр настроил мандoлины,
Но ждёт канкан для падших магдалин и,
Возможно, кринолины для Стюарт.
Казалось бы, что глупо начинать,
Когда исход заранее известен -
Артрит, инфаркт, сиделка, шах и мат,
Но жизнь - игра, и это интересно.
Поэтому ходи - вперёд и с песней!
В походе песня сложится сама.
*(фр.) Выходить, выпадать, окончить (прим. автора).
2014
Письмо другу
В. Щ.
Планетой вертится монета,
Когда подброшена щелчком,
Монетою звенит планета
С блинами правд материков.
Тысячелетняя орлянка
С извечной ставкой на добро,
С привычной резаною раной -
Монета в сердце бьёт ребром.
Опять звучит не "да", а "или",
И снова стоном по земле -
Да, "времена плохие были,
Но только не было подлей".
Оставим подлые страницы,
Где под добро рядится зло.
Пускай пятак торчит в границе,
Не осквернив других орлом.
Навек изгои и персоны
Нон грата в стороне орла,
Найдём для встречи нефасонной
Кухонный континент стола.
Нальём горилки - и неслабо,
И, вскинув чарки в облака,
Срифмуем вечный тост о бабах,
Как два нормальных мужика.
2015
Письмо киевскому другу
Та вода,
что хранила меня в материнской утробе,
Превратилась ли в дождь
или в черствую душу сугроба?
Где она?
B чьей-то бродит крови?
Может, служит в чернилах, что лягут стихами.
Может быть, растворяет цианистый калий.
Не вернусь. Не зови.
Я забывчив,
и склонен иметь нетяжелую память -
С нею легче, слегка запрокинувшись, падать
В каждый сон,
как в безбольное "пусть",
Где лишь лица выносит мне памяти невод,
А не зубья оградок, калечащих небо.
Не зови. Не вернусь.
Пусть останется все,
как, однажды случившись, досталось.
Пусть я там никогда-никогда не состарюсь -
В глупой юности, в первой любви.
Ни в объятиях гнуть постаревшие руки,
Ни кровавить губу перед вечной разлукой
Не вернусь. Не зови.
Позади -
темноты нерожденья унылая нота,
Впереди -
тот же звук, бесконечный и бесповоротный.
Между ними - пристрастье к вину,
К табаку, револьверам и луку в салате.
И останется только гримаса - legato.
Или все же улыбка?
Это как повернуть...
2013
Письмо с обратной стороны
Мистика обратной стороны.
Мыслится, была б такой же белой.
Горы, кратеры - воронки от войны,
Корь метеоритного обстрела.
Только света нет. Перегорел.
Может быть, она вращаться медлит?
Что без света? Знаешь - как в норе,
Чёрт-те что мерещится с похмелья.
Пусть там - бог. Ведь нужно же ему
Где-то обретаться понемногу.
Он с горы владычил по уму.
Выследили. Значит - в небо бога.
Долго там квартира не была -
Всё трубою Галилей скукожил.
Трудно мне представить бога власть,
Домик на Луне - совсем несложно.
Проще, чем его огородить
В пятом измеренье от проверок -
Плохо представляю (не суди!),
Хоть воображать могу нескверно.
Там, на затемнённой стороне
Он с Пилатом - всё о гигиене
Совести и рук, а Банга в сне
Землю вспоминает, и на сцену
Мастер забредает погулять
Под руку с прекрасной Маргаритой.
Синим шаром не встаёт Земля -
Их глаза на прошлое закрыты.
С той - обратной стороны Земли,
Где живу, едва воображаем,
Я пишу письмо тебе. Не злись.
Можешь скомкать, вовсе не читая.
2014
Пишу стихи
Опьяняемый ритмом,
Словно вальса канвой,
Поворотами рифмы
Подчиняясь, и вот
Наколдовано снова
"Раз-два-три" для строки
И заветное слово
К обладанью руки
Этой Женщины в белом
В темноте за окном -
Безрассудная смелость
И упрямство одно.
Мы танцуем, не зная,
Будет свист или приз,
А волос её знамя
Треплет ласковый бриз -
Мы танцуем у моря
Своевольной души,
Где, движениям вторя,
Волны так хороши.
Днём молчаньем страдая,
В ночь у моря близки.
Это - исповедальня,
Где довольно руки,
Где одно искупленье
Немоты как грехов -
Отпущение лени,
Епитимья стихом.
В наказанье плести мне
Нимб-венец для богов,
Чтоб с ним ночью проститься,
Бросив в море его.
2014
Под краюхой планеты тогда
Увлекаются дети войной,
Обжирается бойня детьми
Испокон, но пройдёт всё равно
Увлеченье не статься людьми.
От военного плуга поля
Не пустеют, распаханы, но
Обездетятся, воронов зля,
Разжиревших на стрижке "под ноль".
"Всё проходит", и морок пройдёт,
А века не успеют моргнуть -
И каким-то вселенским дождём
Уничтожит Земли кривизну
И затопит томов стеллажи,
И, как дым с белых яблонь, спадёт,
Уничтожив поэтов, но жизнь
Возвратится в теченье своё,
И запахнут снопы и стога,
А над ними, как вера, прочны,
Пораскинутся тверди луга,
Где обычны и крылья, и нимб,
И раскружатся новые дни,
Описания яблонь в цвету,
Камуфляжи души и брони,
Оправдания крика "Ату!"
Под краюхой планеты тогда
Зоопарку опорой стоять -
"Элефантам" в железных стадах
Слононосца "Тортилла".
Опять.
2015
Под поцелуи августа - лицо
Под поцелуи августа - лицо,
Рука - под слёзы ковшиком ладони.
Как серп жнецом занесен - в облаках
Повис бездомный месяца остаток.
И "августевший", увлажнив глаза
И освятив протянутые руки,
В своей молитве стонет, он в глазет
Листвы одет и бьёт земле поклоны.
Ко рту ломоть последний поднесён,
Он - вдоволь. Всё уйдёт за частоколы
Сентябрьских околиц золотых,
Парчёй фаты обманывая вдовье.
Ничто в природе не обречено -
Как август, не желтеющий сосново.
Так много лет уходит лето, но
Обманом рифмы возвращаясь снова.
2015
Подземка
Бассейн реки подземной, человек -
В подпольной карте без креста и клада
Артерий красных, синих веток вен
Дендриты как хитросплетенья гадов.
Как всё, что рождено себя ветвить
От малой клетки, спущенной под землю,
Я - аналогия, рождённая в любви -
На сходство с удивлением глазею.
На схеме обнажённого меня
Исподом и подкожным негативом -
Проложено подобие корням,
И рекам с лейкоцитом, лейтмотивом.
В моих нейронах, в памяти - куда,
Искря контактами, вагон "Я помню"
Заноет вдруг - в какие города,
В какие полночь, море или поле?
Да с инфернальным грохотом - на мост,
Чьи ванты отзовутся песней арфы,
И солнце, отразившись в речке, мозг
Сожжёт сверхновой из созвездья Альфы.
И вновь - в тоннель беспамятства и сна
С настенной синусоидой безверья.
Стоп-кран и я у чёрного окна -
Как механизм спуска револьвера.
2014
Позёмка
Передо мною - узкая дорога.
Асфальт - чернее неба. Тополя -
Как "вёрсты полосаты". А поля,
Лежат пустынны, но не "внемлют богу".
Смеются звёзды, но не говорят
Друг с другом. Или это я не слышу.
Позёмкою в начале декабря
Струится снег - то ветер что-то пишет.
И наискось через дороги гладь
Как будто кто-то тащит занавеску.
Косой полоской новая тетрадь
Открыла первую страницу - если
На чёрном, как на грифельной доске,
Писать стихи размашисто бесцельно,
Стирая напрочь тряпкой в кулаке,
Намоченной слезами от оценки,
Что сам себе поставил. Всё равно,
Роняя крошки мела на дорогу,
И я, и ветер - пишем об одном,
А снег летит, сверкая понемногу.
2013
Покаяние Папы
Почувствовав дыхание вечности, римский папа Иоанн-Павел II (1920-2005) публично покаялся перед богом за все грехи представителей католической церкви, совершённые за время её существования. Смелый поступок. Но покаяние было адресовано только богу.
Мне известно как птицы страдают, зимуя,
Как беспомощно ищут питанье в снегу.
Вероятно, поверю, что бог существует,
Но уверовать в слово его не смогу.
Может быть, переврали, неточно запомнив,
Или - дело в тепле палестинской зимы.
"Я пришёл не нарушить закон, а исполнить." (с)
Черновик моих генов - в колене Фомы.
Я запомнил бы и исполненье закона,
И блаженных, питаемых богом, и - птиц,
Но свой хлеб преломляли, кроша на балконе,
Узурпировав свет, вертухаи темниц.
Если всё-таки ангел закорки подставит
(Может, недоневерие с толку собьёт),
То, до старта, одним из прижизненных таинств -
Покаянием не исключу недолёт,
Обратив свою требу не к богу, а к сыну.
Все проступки свои в человеческий стих
Уложу и вскочу между крыльев на спину -
Это будет честнее, чем сделал понтиф.
В том стихе повинюсь в унизительном страхе
Крикнуть правду о зле, что - "во имя добра",
Пусть лишившись не жизни, а только рубахи.
Сын прочтёт - и не сможет наследственно врать.
2015
Покаяние
Впусти, монах,
и стань сегодня братом
Тому, кто - никакая не родня.
Не отвергай, не отсылай обратно
Крещеного в младенчестве -
меня,
Не знавшего, не верившего в бога.
Я не творил умышленного зла.
Добро творил так редко - так немного
Рождалось его в мыслях и делах.
Я видел зло - и ничего не делал.
Как трудно, больно -
без креста в горсти
Ножом татуировку соскрести.
Крести меня, монах мой оробелый,
И помолись, чтоб бог меня простил.
Я видел вдов, но им не помогал я,
Встречал сирот, им не целуя рук,
А нищенке, сидевшей под ногами,
Не отдал всё, а бросил мятый рубль.
Пришёл к тебе в ночи -
не зван, не прошен,
В смятении души и наготе,
Распять себя на памяти о прошлом -
На деревянной совести кресте.
И вот уйду, не провожай до двери.
Как-будто легче.
Но ещё испить
Сомнение в стихах, которым верил -
Что ими можно что-то искупить.
2013
Пол как приставка*
Всё мимолётно самолётом без
Меня или со мной, но части речи,
Слетаясь, согласуются в судьбе,
Такой короткой, что опять - о вечном.
В глазах у стюардесс читаю грусть,
Стюарды веселы другого пола.
Стакан судьбы наполовину пуст,
Стакан судьбы наполовину полон.
И что бы пол приставкой ни сказал -
Признание, что к скидке не зачтётся.
У пессимисток - грустные глаза,
У оптимистов - розовые щёки.
*В некоторых словарях пол- и полу- называют числительными, но самостоятельные части речи они не образуют, и я их называю приставками (прим. автора).
2014
Полёт и гитара
1. Полёт
Я помню эту хрупкость дельтаплана,
Границу предрассветного тумана,
Себя, переступавшего черту,
Как выключатель страха тихо щёлкнул -
И ветер встречный раздувал мне щёки
И поощрял меня на высоту.
Летел, не зная - будет час когда-то
"Люфтганзы" и "Арабских Эмиратов",
И буду не вперёд, а вбок - в окно
Глазеть, в плену у кресла, пассажиром
Да вспоминать, как молодость транжирил
На девочек, гитару и вино.
Но в горестном копании в прошедшем -
(Как солнца луч в чердачном разношерстье)
Тот сладкий миг полёта, где себя
(Не зрителей, не девушку на склоне
Я впечатлял), свою самовлюблённость
Поил азартом, нервы теребя.
2. Гитара
Мне в юности служила "пистолетом" -
Косить девиц каникулярным летом.
Костёр и я - с отмычкою из струн
Для взглядов, что созвездья бескокоят.
Трава переставала быть травою -
Зелёный плюш партера ввечеру.
Я позже к ней вернулся диссидентом,
Совсем другим - не для аплодисментов,
Что ищет ловелас и балагур,
И ухажёр, и краснобай, и нытик,
Позёр и "прикостёрный" исполнитель -
Любви без нот изведавшим сумбур.
Домой придя, я к ней спешу сначала.
Она встречает радостным молчаньем.
Я на руки любимую возьму.
Почувствую - не в силах наглядеться.
И трону ей струну, она мне - сердце,
Мне отдаваясь только одному.
2014
Полугрешник
Расспросить бы, узнать по уму
О конечном итоге пути,
Но придётся дойти самому,
Потому что к Нему не дойти,
Не пробиться к подножью холма -
Загустела столетий толпа,
А молитва бесплодна сама,
Безответною почтой глупа.
Понимаю - пребудут в раю
Исполнявшие слово Его.
За полслова дают, не дают
Полурай или только - ногой?
Я люблю полюбивших меня,
Как язычник и мытарь. Щеки
Не подставлю, но "да", не клянясь,
Или "нет" - без лукавства стихи.
А просящим всегда подаю,
И не тайно, да в щедрой горсти,
Но жену, неудачу свою,
Разведясь в первый раз, отпустил.
На земле не сокровище - дом
Воздвигаю себе на камнях,
Что хлебами получены до -
Подаяньем бездомного дня.
В лабиринтах держу, словно нить,
Лишь десяток заветов в башке.
Половину, наверно, из них
Удалось не нарушить в грехе.
На репейнике смоквы растут,
А терновник даёт виноград.
Без греха не пройти и версту,
А у зла есть немного добра.
За добро, что я делал не для
Похвалы или - делая вид,
Неужели разверзнет земля
Всё равно как мерзавцу Aид?
В полурай я б и сам не хотел -
Полукрылья на полумели.
Полутартар бы - поле-раздел
Между небом и телом земли.
И шагнул бы в то поле незла
Скакуном ипподромным без сил,
И бродил бы в траве без седла -
"Отпусти, упокой, упаси".
2014
Попытка описания гор
Стоят поднебесно сверкающей фугой,
И ноты, как дети, толкают друг друга,
Теснятся настырно, наверно, навечно,
Минорно, мажорно, от нижней до верхней.
Поверхность искомкав ладонями силы,
Оставив листы, чтобы сеять, косить и
Мечтать о неплоском, великом и многом,
О чём-то и вечном, и добром, о боге.
Сражая Антеем, шаманя Алтаем
И крымскими крышами с их курултаем,
Болтая парламентами Кордильеров
О воле и праве, о силе и вере.
Высокое око над ними миндально,
Уснул органист и оставил педали,
И фуга застыла высочеством света,
К ней нужно идти, чтоб взойти Магометом.
2015
Последние
Разные листья ладонями,
Линии где одинаковы.
Борозды жизни - недолгие,
Вмятины счастья - невнятные.
Сброшены с веток растения,
Тень от которого - по ветру,
По свету кружит рассеянно
С прочими тенями по миру.
В небо взмывают спиралями,
Словно тревожные вороны,
Шаркают, землю царапая,
Как каторжане покорные.
Им, без греха, наказания,
Нет ни угла, ни пристанища -
Души без тел и страдания
Всё без покоя пока ещё.
2014
Почта в один конец
Стихи мои рождаются давно -
Мoе письмо, что пополняю часто.
Кому?
Смотрю в открытое окно -
Туда, куда обычно обращаюсь...
Читателю? Он вовсе не устал
От собственной грамматики привычек.
(Люблю и сам обжитые места
Для знаков препинанья и кавычек).
С подстрочным переводом или без,
Мы лжем, что мы друг друга понимаем.
А значит, я всегда пишу себе,
Ища к себе же личного вниманья.
В комок сомну ли через много лет,
Взъерошу ли задумчиво седины,
А может, просто уроню на плед,
Едва прочтя письмо до середины?
"Каким же я тогда был..."
Кем, скажи?!
Не слышу - только губы шевелятся.
Кем я провел, как лето, эту жизнь -
Поэтом? Пошляком эпистолярным?
Мудрее ли состарившийся взгляд,
И шире ли, чем нынешний (когда-то)
На то, зачем я много лет назад
Опять пишу тому же адресату?
2013
Пределы воображения сказки
Иду к потенциальному барьеру
С пером "нижебарьерного" таланта
Пробить тоннель и, может, нюхать серу,
Подобно Данте.
А может, обонять блаженно розы,
И в череде немыслимых феерий
Меня приветят ангелы-стрекозы,
Как Алигьери.
Эффект - тоннельный (то, что под Ламаншем,
Есть торжество классических решений).
Но свет в конце - не порт Кале, не пляжи,
Не лярошели*.
Ждёт мир иной, вполне потусторонний.
Надеясь на пригодное пространство
Для мысли, допускаю, что природа
Там будет странной,
Но отвечающей законам биологий
И поведенью прыгающих кварков -
Лягушкин рот с ивановой стрелою
Не должен квакать.
Пусть - монстры, но у них - четыре лапы,
С общеньем без сверхзвукового воя,
А скорость ведьмы в небе не была бы
Сверхсветовою.
Пусть счастье - дураку, а брату - кванты
И ноль в наследство, только пусть обоим
Останутся Вселенские константы -
Добро с Любовью.
*La rochelle (фр.) - небольшая скала, невысокий утёс. Ля Рошель или Ла-Рошель (La Rochell) - портовый<br>город во Франции (прим. автора).
2015
Преемственность
Умолкнешь, цепь соцветий не нарушив.
Отцвесть - то новый породить цветок.
Твой лепесток, кружась, ударит души.
Те, вздрогнув, свой уронят лепесток,
Что - в озеро из яблока глазного,
Но вовсе не опустится на дно.
Не пленник притяжения земного,
Он - к лилии, и станет с ней одно.
И та свой срок отбудет белизною,
Осыплется стихами, а они -
Ковчегами с животными и Ноем
К сердцам прибьются, чтобы поманить
Издать свой лепет, расплатиться лептой
И трепетом другого лепестка.
Чей лист опавший душу мою лепит
Из глины? Не узнать наверняка.
2014
Престранная история
Пустынный Мюльхаузен. Ветер. Октябрь. Темно.
Вечерняя стража. Свеча. Волшебство клавесина.
И кто-то незваный стучит осторожно в окно.
Становится страшно слегка за Марию и сына.
Кого в эту морось послала к порогу судьба?
И чем он стучал мне в окно? Может, чем-нибудь острым?
"Я - Шарль Гуно. Тут, скажите, живёт месьё Бах?"
Французский акцент, очевидная робость в вопросе.
Дорожный костюм, но престранный нелепый покрой,
И нет парика, а в руке - ну... труба, а не шляпа.
Ох, эти французы! "Входите, ступайте за мной.
Садитесь к камину, забудьте про ветер и слякоть".
Когда всех "пардонов", поклонов и мне, и судьбе,
Ответных любезностей были исчерпаны воды,
Свечей принесли, разогрели остывший обед,
Налили вина и подбросили дров по погоде,
Мой гость изложил посещения цель и мечту:
Родившись столетием позже, он просит мессира
Согласья представить молитвой прелюдию - ту,
Что я в "до мажоре" ещё напишу для клавира.
"Натюрлих! Давайте посушим ваш плащ до утра.
Готова постель". Разве можно больному перечить?
Он утром исчез - чудеса! - ничего не украв.
Пошли ему, Бог, исцеленье! Ведь музыка лечит...
Mémoires d'un artiste, 3 éd., P., 1896; рус. пер. — Записки артиста, СПБ, [1904]; Воспоминания артиста, М., 1962. …
2013
Приём барона Мюнхгаузена
Тебе никто не ближе, чем ты сам.
Никто тебя так хорошо не помнит.
А год рожденья - только чтоб вписать
В какую-то бумажку вместе с полом.
Ты старишься, но только в зеркалах,
Что возраст твой душевный не откроют.
Как ты влюблялся, помнишь? То была
Щенячья радость. Вместе с геморроем.
Как ты писал дурацкие стихи,
И ждал звонка, походки пиццикато,
Как будто время на твои виски
Не слало чёрно-белого салата?
Ты можешь обмануть детектор лжи,
Но совесть... Та предпочитает пытку
Лишеньем сна, и рушит этажи,
Подпорки самооправданий хлипких.
Кто, как не ты, к себе же приходил,
И, положа ладонь себе на сердце,
Жалел, толкал к тому, что впереди,
Без мысли от былого отвертеться.
Ты говоришь: в душе твоей разлад,
Раздор, ты сам себе смешон, противен.
Мыслишка липкая (которой ты не рад) -
Свалить навек в подземную квартиру.
Солгав друзьям, поддержку их раздув,
Но не солгав себе же ни на йоту,
Ты вытащишь за волосы балду
Из саморазрушения болота.
2013
Приходят к нам почти нагими
Русским поэтам
Приходят к нам почти нагими,
Уходят, не скопив на гроб,
Но слово, сказанное ими,
Дороже башмаков и роб.
В их ратной жизни портупеей -
Ремни котомки на плечах,
Намокнет в дождь и не согреет
Одна худая епанча.
Не повторить набатной речи
И одиночества в пути.
Ни окунуться в ту же речку,
Ни то же поле перейти.
Тем дальше звук летит порою,
Чем ближе к небу нагота,
Чем меньше мыслей о покрое
Одежд под колоколом рта.
2015
Проблема выбора смерти
Проснулся шмель и пролетел, жужжа.
Но нет ещё цветов, и он погибнет.
Я вынес бы цветок ему, но жаль
Того цветка. Рассудок, помоги мне!
С одним я пережил все холода,
Другой мне ближе эволюционно -
Способностью жужжать. И мне тогда
Оставить орхидею на балконе?
Но сердце протестует, шевелясь,
Движенье предпочесть красе не смея,
Жужжанье строчек, где "Полёт шмеля"
С виолончелью - тени орхидеи.
2015
Проверь мою купюру на просвет
Проверь мою купюру на просвет,
Кассир, меня ты не обидишь этим.
Я создавал её немало лет -
Стихами обеспеченным билетом.
Удобнее бы было разменять -
Подделать проще мелкие банкноты.
Возьми одной бумажкой у меня,
Сведи ко взгляду долгие подсчёты.
Пусть неподдельность подтвердит свеча,
Источник вдохновения и света,
Шекспириан высокая печаль,
Глубокая печать моих сонетов.
2014
Продолжение следует
Эту книгу мою всё пишу и пишу,
И закончу, быть может, не скоро.
Мельтешу на экране радара - то шут,
То философ, но славящий не анашу,
Не блаженство церковного хора.
Начинал - было много надёжных друзей,
А теперь кто-то спился, а кто-то
Удаляется религиозной стезёй,
"Богоголиком" став, от молитв окосев,
И от жизни окстясь, как от чёрта.
А ещё один друг тихо сгинул в волнах
Да ветрах ново-русского моря
И послал меня "нах", он теперь - олигарх,
На модели женат, "Мерседес" его - ах!
И сосёт из казны луидоры.
Я остался в строю. Королеву мою
Не предам ни за деньги, ни спьяну.
А на келью плюю. Мне в казарме уют,
Где бургундское пьют и шансоны поют.
Постарел, но ещё дартаньяню.
Может быть, всё теперь, два десятка спустя
Моих лет стихоплётства и песен -
Не великий сюжет, но отнюдь не пустяк,
Если есть королева, а я не в гостях,
Продолжение следует если.
2014
Просьба за тех, кому трудно
Татуировкой на роду людском
От Света восприятия до - Боли
Ты, бог, всё записал и нот потом
Не усложнял диезом и бемолем,
Полутонами полуглухоты
И полуправды, что "во имя", "ради" -
Ведь люди сами. Это же не ты
Учил писать доносчиков тетради.
Утратив речь и облик, сбились в гурт,
Бредут, ослепши, за поводырями,
Оглохши, поглощают телегул,
А ложь, как вонь, в носы не ударяет.
Не знаю, ты ли этого лишил
Они ли сами затоптать хотели.
Коль ты, то во спасение души
Не отнимай последнего у тела -
Оставь "вестибулярный аппарат",
Чтоб не искать в чужих боках опоры -
Скотов, рождённых в бойне умирать,
Испытывая жертвенность, как гордость.
Пусть будет шанс поднять себя с колен,
С копыт, в который раз увидев рыло
В топящем разум паводке знамен -
Величье стада, что опять бескрыло.
Не уничтожь, чтоб - с чистого листа,
А дай увидеть, глядя и умнея.
Наверно, трудно человеком стать,
Остаться им во много раз труднее.
2015
Просьба старого самолёта
Устал.
Порой гидравлика шалит.
Уже не те восторги на форсаже.
Старею.
Больше хочется земли.
Да кстати, и аэропорт Орли
Tаких теперь не принимает даже.
Нет, долетим и в этот раз.
Не дрейфь.
А хоть и керосин водой разбавлен.
Я дело свое знаю. Ты мне верь.
Да у тебя и выбора теперь
Другого нет.
И будет ли? Едва ли...
Все так меняется.
Компьютеры...
Кого-то
На землю спишут, потому что без
Пилотов ходят дроны на работу.
И скоро - профсоюз автопилотов
При профсоюзе робостюардесс.
Прошу одно: порожняком когда
На кладбище уйду последним рейсом,
Ты вздыбь меня на горку, чтобы дать
Глиссады всласть. Верхушки сосен брея,
Промчи и осади к земле.
Тогда
Пускай взорвутся не аплодисменты,
А мат диспетчера, который так знаком.
Пусть навсегда умолкнет интерком.
Дай мне остыть. И к этому моменту
Омой, плеснув на брюхо коньяком...
2013
Прощай, октябрь
Погост.
Пришёл ещё гостить.
Раз в месяц я стою здесь, тих,
Две горсти дней, уйдя, оставлю не гостями.
Вот похоронку на октябрь
Держу теперь, в руках крутя,
В тот самый день, когда его уже нет с нами.
И вся земля - погост, а мы
Пока в гостях у кутерьмы
Существования белков и углеводов.
До встречи матери с отцом,
Переплетенья хромосом,
Где были мы, и кем, какой породы?
Прощай, октябрь очередной.
Вот я на месяц старше, но
По-детски радуюсь ноябрьской обнове.
Когда-нибудь и ты по дням,
Слегка переживёшь меня -
Невозвратимого. Как листик отрывного.
Прощай, прости, не обессудь.
Рассудок понимает суть,
И только сердце не смиряется с утратой.
И разрывает пополам -
В районе горла будет шрам,
Когда срастутся половинки, как две даты.
2014
Прощай, копейка
Прощай, копейка! Вот была и - нет.
Стаканом газировки, коробком
Дымящих спичек, младшей из монет
Простилась первой с домом-кошельком.
Нe постучать в заветное окно,
Нe бросить к возвращению в фонтан.
Ты выведена в прошлое. Оно
Из обращенья выведено так.
Я не застал Георгия копьё
(Под решкой, что меняла только шрифт),
Застрявшее в названии твоём,
Обогатившем только словари.
Мне выпал герб на долгие года,
Потом другую медь привык считать,
Но многое сегодня бы отдал
За бублик с маком, стоивший пятак.
2015
Прощания
Прощаний временные бреши,
Прощаний ссаженная кожа.
Там, где закончился пришедший,
Там начинается прохожий.
И совершаются в прихожей
Все бесконечные прощанья,
И кожей чувствуешь, похоже,
Что глупо встречи обещанье.
Как будто чует уходящий,
Что он не бросил в сердце якорь,
Но "нужно видеться почаще"
Когда-то где-нибудь и как-то -
В пельменной, баре или чайной,
Во вторник, в пятницу, в харчевне.
Где бесконечное прощанье,
Там всё кончается плачевно.
И уходящий телефон твой
Неверно пишет на ладони,
И утро славит подоконный
Петух-трамвай своим трезвоном.
Прощай, прохожий посетитель,
Пришедший с кем-то и случайно,
Прости моё "Не уходите!" -
Я не люблю навек прощаться.
Когда я брошу где-то якорь,
И не уверен - прямо ль в сердце,
Цепи подводную неясность
Я обрываю без сентенций.
Текут прохожие, их лица
Мне безразличны совершенно.
Где тротуарна наша близость,
Там нет разрыва отношений.
2014
Путь к свободе
По вокзалам-мытницам,
По базарам-житницам,
Без прописки прописью
В паспорте жильца,
Без отчизны-волости,
Повенчавшись с вольностью,
Табуны за табором -
В поле без конца.
Быть народом избранным,
Быть народом брошенным -
Брошенным-непрошенным
Пламенной судьбы -
Не взлетает искрами,
Где ветра стреножены,
А трава покошена,
Стены да столбы.
Пой, гитара звонкая,
Смейся над исконностью,
Пой, цыганка страстная,
О дороге стих.
Пусть браслеты тонкие -
К дому не прикованы,
Пусть к свободе разные
Поведут пути.
2014
Разница в скорости
Поток пешеходов и сил лошадиных потоки,
И рельсы - к блуждающим где-то ножам гильотин.
И тот, кто быстрее, опасен и необратим,
Несносен, небрежен в движении без остановки.
Дорожные знаки торчат, как лопаты для снега,
И линии белые, линии жёлтые - вдоль.
И лилии белые, лилии жёлтые вдов,
Шагнувших за дверь и за бровку для смертного бега.
А лужи у бровок молчат, но готовы взорваться
И грязью, и бранью, желаньем немедленно мстить,
Пуститься вдогонку, во что бы ни стало настичь,
Что тонкий ледок поджидает, чернея коварно.
А все поезда весовых категорий зашкальных
Любой переезд превращают в опаснейший брод.
Как любит идущего рядом с собой пешеход,
Так любят составы друг друга, встречая гудками.
Так любят друг друга в вагоне метро пассажиры.
И, вечное братство движенья на касты деля,
Подобное ищет подобное общества для
И противоборства иному, что "бесится с жиру".
Так любят друг друга похожие в принципе страны,
Что движутся медленно или застряли в песке.
Они ненавидят нашедших дорогу к реке,
Потеют и стонут, взывая сплотить караваны.
2014
Ребёнок спит
Ребёнок спит. Что может быть прекрасней?
Краснеет пухлая и нежная щека,
Дрожат ресницы. Сказка до утра. С ней
Считалочка кружит у потолка.
Он помнить сны ещё не научился.
Зачем их помнить - столько впереди?
Войди на цыпочках, как будто просочись и
Ничто не урони, не разбуди.
Растёт так быстро и взрослеет раньше,
Чем успеваешь сердце напитать
Заботой сладкой, нужностью, стараньем
И оберечь, и оградить. Итак
Он спит. Растёт во сне. И очень скоро
Научится подолгу быть без сна,
И наверстает в этом нас, которым
Весна - как сон, а вовсе не весна.
2014
Реквием ёлке
Наверно, лучше умирать зимой
С кремацией немедленной в камине -
Тепло молекул, лишнее самой,
Мороз от дома в полночь отодвинет.
Последней направляющей - труба
Пером украсит ночь, и вместе с дымом
Прицел зенитный обретёт в губах
Мотив "Когда мы были молодыми".
Ты отстояла жертвенно в углу,
На сдав свою позицию торшеру.
Остались лишь иголки на полу,
Традиционно пожелтев за веру.
И я, оторван от своей земли,
Как ты - в гостях. И мой постой - недолгий.
Пока не осыпаюсь, шевелит
Свозняк очки и колкие иголки.
Как много новых лет встречать со мной?
Ещё вчера сегодня было завтра.
Да. Я хотел бы умереть зимой,
Отдав тепло - вечноколючий автор.
2015
Риторический вопрос
Едва взойдя и осветив Земле
Прекрасный мир, вы уходили к смерти,
Оставив кубок жизни на столе,
Отпив всегда немногим больше трети.
Какой в том смысл, чтобы в ранний час
Убить такой волшебный день закатом?
Земля быстрее вертится для вас,
Сжимая годы так, чтоб не растратить?
Зачем...
Наказана прекрасная Жаклин*,
Есенина нельзя было оставить,
Повергнут глухотою исполин,
А я пишу слова о них... и старюсь.
*Жаклин Дю Пре, великая виолончелистка (прим. автора).
2013
C Днём рожденья, Иисус!
Ну, с Днём рожденья, Иисус Христос!
Две тысячи четырнадцать свечей
Не просто затушить, подув на торт.
Но Троице подвластен и Борей.
А может быть, не стоит? Их задув,
Легко не рассчитать и... наломать.
Да будет тишь хотя бы раз в году,
И свечи пусть горят, а не дома.
А я тебе в традиционный час
Под закопчённый выставлю киот
Одну сороковую Ильича -
Перегоревшей лампочки его.
Ты говорил заветы на горе,
А тот - с броневика кепчонкой тряс.
И у того был дедушка еврей,
Но внука не воспитывал. А зря.
Ты тоже счастье людям обещал,
Но всё же был достаточно умён,
Чтобы сулить не здесь и не сейчас,
Как тот - в крови октябрьских знамён.
Ты знал, что будет (безо всяких "бы"),
Поэтому не врал, как Исполком.
Я день рожденья Ильича забыл,
А твой отмечу добрым коньяком.
2014
Свет звёзд
Воображения не хватит, чтоб принять
Те расстояния, где свет в пути годами, а
Их, может, нет уже - светил за теми далями.
Я вижу прошлое, что светит для меня.
Те поколения, рождавшие в огне
Своё свечение, что свето-телеграммами
Хранится в ладанке, землёй укрыли раны. И
Я слышу прошлое, отправленное мне.
И, независимо от возраста поэм -
Их удаления от вспышки вдохновения,
Они в соцветиях, созвездиях повенчаны.
Полночным чтением напитываюсь, нем.
И я - не звёздочкой, а - отблеском стихий
Светил угаснувших, но не потухших в правнуке.
Лучи прямые во все стороны направлены
И превращаются в ответные стихи.
2014
Сегодня и ежедневно
Я накормлю синиц, что двор мой посетят.
И пусть у птиц - ни лиц, ни хвостиков котят.
Зима на всей земле, а я сижу в тепле.
Как будто - триста лет зима на всей земле.
Начнётся день с утра. И он продлится до
Вечернего двора, когда, немолодой,
Он перестанет птиц расцветку различать,
И нужно в дом идти, чтобы поставить чай.
Потом в гримёрной он нацепит грустный нос,
На полночь обречён. Конец спектакля, но,
Пренебрегая сном, кассир и билетёр
Для утренника ночь готовят на костёр.
2014
Сердце против пера Маат
Решусь ли я, преставившись, Маат,
Представить вес того,
с чем умер, в сердце?
Не побоюсь ли, что - великоват,
Чтоб упокоить душу, отвертеться
От маеты и после на земле?
Перелетать ли снова океаны,
Обозначать кровотеченьем след
Через широты и меридианы,
Растрачивая состраданье, боль
И бомбовый запас проклятий войнам?
Готов ли буду меряться с тобой,
И сердце будет ли на грамм спокойней?
Давай наоборот. Пусть ритуал -
Твоё перо плюс торс гимнастки
против
Того пера, которым я писал.
Посмотрим, сколько весят мои строки.
2015
Скрипачам
Я уважаю струны седины.
Они играют жизнь, наверно зная -
Финалом та уже увлечена, но
Они игрой её увлечены.
Их длинный список конкурсов и жён,
Оркестров, стран, болезней, гонораров
Не поразит, предполагая старость,
Настолько жизнью каждый поражён.
А звуки - это жизней голоса.
И виртуозность их импровизаций
Порой обманет, может показаться,
Что мастерство и - только на весах.
Их метроном отсчитывает дни,
Ничто не ковертируя во время,
Играя, скрипки в их руках стареют,
А руки... Как же молоды они!
2015
Смерть Боинга-777
На борту Boeing-777 "Малазийских авиалиний", выполнявший рейс Амстердам - Куала-Лумпур, находилось 280 пассажиров и 15 членов экипажа - все они погибли 17-го июня 2014 года в небе над Украиной, земля которой не стала им пухом.
В иллюминаторе большого корабля -
Прозрачность и прекрасна, и пространна.
В десятке километров - и земля,
И дно давно другого океана.
Там тоже жизнь, что сверху не видна -
Какие-то диковинные виды.
Давление, питание у дна
И к ним приспособление как выверт.
Когда-нибудь нырну туда - понять,
Что значит неустроенность и вьюга.
Но там сейчас какая-то возня -
Вплоть до того, что виды жрут друг друга.
Вино здесь на борту - одно дерьмо.
Что может быть в пластмассовых бутылках?!
А стюардесса - молода, но чмо
(Красавица со стороны затылка).
Удар и боль...И холод сильный. Свист.
И лёгкие работают в пустую.
В мозгу - овсянка. "Почему я - вниз?"
И "Не надеть ли кофту шерстяную?"
Не повезло. Я жив ещё, и дно
Всё ближе, и уже теплеет вроде,
Но воздуха нехватка всё равно.
Как глупо!
(И сознание уходит).
2014
Снегопад
Снег не безмолвно падает, не без
Сухого шёпота. Не разобрать - слова ли.
Наверно, манна падала с небес,
Такой же тихий шорох издавая.
Барханы крыш легко меняют цвет,
Нет ветра - очертания строгать им.
Людей в пустыне белых кровель нет,
Нет Моисея - их водить кругами,
Таращат бельма мёртвые пруды,
И карпы, света божьего не видя,
Наверно, рады сумраку воды,
А проруби наносят им обиду.
Подёрнулась сомнением река -
Прудом застыть ли или течь в охотку.
В ней судаки судачат. Судакам
Приятно прекращенье судоходства.
А снег идёт, подошвами шурша,
Все зеркала завесив белой шалью,
Всё смотрит внутрь, где теплится душа -
Как теплокровный окунь Зазеркалья.
2015
Сны души холопа Никиты Лутова
Простит меня бог, если что из заветов
Нарушил, по сердцу решив, не - уму.
Потомки отмолят. А крылья надеты.
Их только расправить - и в небо к нему.
Я руки - Иисусом.
Но грех или глыба
Иная тот крест посрамления для
Ломает и плечи навыворот дыбит.
Бездонною ночью мне в очи - земля.
...
Хреновая вещь - полоса невезухи.
Сначала задержка, в полёте - гроза.
Теперь вот - шасси. Приземляться на брюхо.
И в пене пожарной внизу полоса.
Кружу, чтоб избавиться от керосина.
Я знаю, у "Боинга" хрупок хребет
Крестом для распятья, по в форме красивым.
А для воскрешения повода нет.
...
А сна навалило! Черпай - не убудет.
Глаза повернуло "в себя", где - старик
В рубахе навыпуск и с крыльями люди.
А может, не люди. Поди разбери.
Я знал, что ты есть, когда падал на рожу,
Без веры пилотом дразнил облака,
Отец, ты мне верил всегда, и, похоже,
То - мне два крыла,
что ты держишь в руках.
2014
Современная симфония
Домашне музыкально образован или - как-то,
Чтоб пиццы каку отличать от "пиццикато".
Ушла билета стоимость "на чай".
В партере нахожусь сейчас,
Лопатками прижат надёжно к плюшу,
А болевой приём всё длится, душу плюща,
Хочу отвлечься и подумать о других вещах -
О том, что проще нужно быть и всем прощать.
Гурману в пиццерии - что за место?
И ты прости меня, маэстро.
Твой нимб уже висит на волоске
Заходит за спину подобием сомбреро.
Ужели в сердце - ничего, и только пульс в виске,
Как метроном, что нарезает ломти бреда,
Трамвайных звуков, матерщины дня.
Коснётся музыка меня,
Я credo.
2014
Состояние
Из остриженных жизнью волос
Не одну можно сшить власяницу.
Из минут, что убиты вразброс,
Наберётся количество лет -
И за всех, и за всё помолиться,
Да ещё побродить по земле.
Из пинков и от них - синяков,
Матерщины изустной и в письмах,
Адресованных мне, так легко
Изготовить огромное зло,
Но занозы, что в кожу впились мне,
Рассосались. Быльём поросло.
Из рождённых, но брошенных тем
Можно темень создать для Вселенной,
И сиротский приют, вместе с тем,
Для питомцев, заброшенных в тень,
По масштабу - как Темза (без Темы*)
И по плотности - город Шэньчжэнь.
А из рифм, приходивших в меня,
Наростают огромные рифы,
Не в копилку ныряют, звеня,
А беззвучно - на памяти дно.
Но я рад, что уютно там рыбам,
Пусть я сам позабыл их давно.
*Тем (Them) - приток Темзы (прим. автора).
2014
Спираль молчания
В спирали звёздной - запись тишины.
Шуршат шумы, пощёлкивает где-то.
Галактики и мы разделены
Настолько, что полжизни до ответа.
Вращается пластинка, звёздный свет
Все падает и падает беззвучно.
Ответа нет, ответа нет, ответа нет.
И в двух словах такая неразлучность!
Следы прогулок лягут спать на снег,
Постеленный постылою постелью.
Они переплетутся лишь во сне,
Поскольку мы на разных параллелях.
И колокол динамика молчит,
Небесные тела летят по кругу,
Как души поднебесных тел в ночи,
Общаются молчанием друг с другом.
Как ту спираль молчания ни свить,
Трём точкам выхода за плоскость нет. И
Моим надежде, вере и любви
Остаться на поверхности планеты.
2015
Cреда
Опять среда. Уже в который раз
Окружит пассажира полустанком.
Всего семь карт. Две первые сыграл.
Теперь - валет, моих недель подранок.
И в жизни середина есть у нас.
Ах, знать бы! Может, мне уже суббота
Сдана. Конечно, масть её важна,
Но понедельник будет для кого-то.
Я не считаю за окном столбы,
В неведеньe беспечен и рассеян.
Но знаю, что в колоде воскресенья
Не может быть. Никак не может быть.
2014
Ставки здесь высоки
Шарик лунку нашёл, каруселит по кругу,
Приговор же крупье - и ни в глаз, и ни в бровь.
Если платишь себе, экономя на друге,
Провожаешь глазами чужую любовь.
Если даже играть и в удачу поверить,
Но поставить не все, а частицу себя -
Черный выпадет день, но окажется серым,
Красный выпадет день, но пройдет без тебя.
Я подсяду к столу, где царит оживленье -
Ставят деньги и секс, и чего только нет!
На жетоне моем лишь "Сто тысяч терпений"
Чтоб любовь не ушла, если выпадет мне.
***
Подо мной - тротуар не зеленый, а серый,
Между черным и красным размыта черта.
Скачет шарик судьбы над квадратами скверов,
Где нет места для тех, кто не ждет ни черта.
Тот, кто рифм не искал, не выходит из дома.
Кто любви не искал, остается один.
Кто стихов не искал, тот не станет искомым.
Выходи из себя! Вне себя поброди!
***
Седовласый крупье, безучастный и мудрый...
Обнажаясь, как шлюха, полночная жизнь
Наготой не влечет. Oн уходит под утро,
Чаевые на старость в карман положив.
Oн поставил давно на покой без сомнений.
Поцелует жену, не отняв её сна.
Oн поставил давно на любовь и терпенье.
Филемон и Бавкида. Не старость страшна
И не сердца разрыв, а отрыв друг от друга,
От поэзии храма с истертым крыльцом.
И сплетутся навек ветви липы и дуба,
Если выпадет то, что в конце всех концов.
2013
Старомодность стихосложения
Старомодна короткая строчка,
Укрощённая - мысли важна,
Тем точнее она, чем короче,
И понятнее сердцу она.
В чём бы слава ни виделась завтра,
Как бы долго ни длились слова,
Это вздор, что ушли динозавры,
Раз короткая строчка жива.
"Не поверю, пока не увижу!"
Ты упрямый апостол, Фома.
Не увидишь, пока чернокнижишь,
И - пока не поверишь томам
Не "двух тысяч...", а прошлого века,
Где поэты не пялили слог,
Проникая в сердца человеков
С минимальным количеством слов.
"Ненавижу" - единственный выдох.
"Я люблю тебя" - выдох всего,
Простота совершенного вида,
Пусть и несовершенен глагол.
Красоту унижает красивость,
А она в очертаньях проста.
Хлеб, вино, амфибрахий и сливы -
Это пища для сердца и рта.
2015
Стихи росою выпали под утро
Стихи росою выпали под утро.
Я любовался ими до полудня.
В руке вертелся круглый карандаш,
Туман был дымом, предавшим окурок,
Мотив какой-то, шалый и приблудный,
Лизал мне ухо, что-то угадав.
Стихи, упав, как подсказала влажность,
Ничто в природе не переменили -
Трава осталась зеленеть травой.
Намного меньше влажности их важность,
А раз красивы просто, то бог с ними.
Они не повредили ничего.
И только свет, на каплях преломлённый,
Подчёркивая каждую поверхность,
Являл собой уже не белый свет.
Мотив вертелся воодушевлённо
И лапы намочил в росе, наверно.
Ненужный карандаш лежал в траве.
2015
Стихи, положенные строчками вниз
Где нет расстояний и времени в стрелках часов,
Где нет этих стрелок, кукушки и гирек под ней,
Где обуви нет, чтоб сказать "Я в дороге босой",
А если и есть, то отсутствует пара ступней -
Ты где-то в том "нечто", неважно откуда считать.
И место не там, где опущен на рыхлое дно -
Здесь только начало дороги, а путь есть и там
Без вёрст и сапог для ступней - направленье одно.
2015
Cтихов моих стада
Как облака, стихов моих стада
Летят, бредут неведомо куда.
Свободные, дикарские они,
И от узды их пастырь сохранил.
Слова для них - любимая трава.
Солому не приучены жевать.
А водопой - словесности река,
Как ни мути - чиста и глубока.
Туда, где ощетинился бодяк,
Не забредут, кишечники блюдя.
Ястрица и сурепа, и горчак,
На вид съедобные, не соблазнят никак.
Полынь как ложь, и белена как бред,
Не привлекая, не оставят след.
Порою непонятен их язык,
И неприятен образ для козы,
Отпущенной кормиться на цепи,
Не знающей свободы и степи.
Не повернуть, не скрыть и не унять,
Давно не в подчиненьи у меня.
2015
Сто тысяч смертей
Серебристые с просинью ели
С похоронной унылостью плеч
В близорукости лапают землю,
Но боятся на ощупь прилечь.
Можжевельник заменой подлеска
Прикрывает брусничный подбой,
Коркодон в соблазнительных блёстках
На свиданье спешит с Колымой.
Где-то бродит, кружа, росомаха,
Оставляя бездетными птиц,
И кислица с грушанкою пахнут,
Если мох разрешает цвести.
И сто тысяч смертей, как заноза -
В самом сердце тайги подо мхом.
Отличают Серёгины ноздри
От грушанки кислицу легко -
Так давно его вахта у шахты
Началась в этом тюркском лесу,
Где под утро кричит росомаха,
Отгоняя подальше лису.
2014
Стробоскоп
Древья и закат - природный стробоскоп,
Когда дорога вдоль заката и деревьев.
Мельканье дней и дат, а в небе высоко
Висит оно - звездой отмеренное время.
Не сдвинется ничуть, как быстро ни гони,
Как медленно ни жги галлоны и закаты.
Я запускаю в чуб зазолу пятерни,
Как эту мысль в мозги я запустил когда-то.
Оранжевость полос и череда теней...
Бог весть, с какого дна всплывает дискотечность,
Похоже, ремесло, готовящее к ней -
Которая одна и очень скоротечна.
Чересполосность дат - нечётных, чётных. Чувств
Любови или нет. Осанны с укоризной.
Я не уйду туда, а просто возвращусь,
Во мрак, а может, свет, без стробоскопа жизни.
2015
Струна
Прости мне, мама. Думал о себе,
Как прочие. И собирал причины.
Ты подсказала многие сама.
И у двери сказала: "Будь мужчиной!"
Любое колебание ума
Легко остановить твоей ладонью,
Твоим "Я знаю - будет хорошо".
Как ты могла заранее всё знать?
Но я тебе поверил и ушёл.
Так далеко, что мира кривизна
Нас разделила морем и землёй -
Прямая линия, проткнув её у места,
Где я живу, соединяя нас,
Из грунта выходила по соседству
С тобой. Ты не была одна,
Но и не рядом. Та святая струнка
Одним своим концом уже в земле,
Но чувствую, что не оборвалась.
А заземлится этот через лет...
На знаю сколько, то... Но ты была
Права тогда - всё, в целом, хорошо.
Я много написал и много понял.
Но я - вот здесь, а там - почти резня.
Душа болит. И нет твоей ладони,
Чтоб колебанье разума унять.
2014
Суд и запятая
"Убить себя грешно с изменою смириться".
И место запятой тебе найти одно.
Цезурой выбрав жизнь, дыханием и ритмом
Так хочется её поставить за "грешно".
Ты троице в глаза заглядываешь в страхе.
Но то - не Дух Святой и Сын, и Бог-Отец -
Помощники судьи и сам судья у плахи,
А в зале - прокурор, защитник и истец.
Дубовый молоток стучит в висок три раза.
И начался процесс - процессуальный вздор,
Чтоб выслушали всех и выправили фразу,
Решая запятой судьбу и приговор.
"Она была женой. Но, грех приняв на душу,
Другого предпочла. Она была женой".
"Грешно её судить, когда всё ты порушил".
"Всех бросить, кем любим, и умереть - грешно".
Воланчик запятой - туда-сюда над сеткой.
Мальчишка-прокурор, защитник - молодой.
У юного истца тревожно бьётся сердце:
"Где место запятой? Где место запятой???
Судья потрёт виски, зевнёт, и молоточком:
"Отложим до утра, истцу пока совет -
Продумать вариант концовки с многоточьем".
Ты, наконец, заснёшь. Уже почти рассвет.
2013
Судьба салюта
Сто тысяч фонарей в синхронности зажглись,
Потом опять ни зги - ну, прямо девок лапать.
Как будто я в ночи над городом завис,
Где с электричеством большие неполадки.
Как зубья вил, дымы с баллистикой ракет
Порвали темноту и апокалиптично
Взорвали ей нутро, неся иной сюжет,
Где свет наш не погиб - родился феерично.
На грифельной доске размытые следы -
Как ивы над водой и как фантомы-пальмы,
Реликтово висят и в черноту воды
Не падают совсем, размытые, как память.
Ворваться в тёмный дом да закатить в нём пир!
Пускай на малый миг, но так пиротехнично,
Чтоб отвести глаза не смог в восторге мир.
Не жалко затухать, раз посветил отлично.
2014
Твои глаза
Твои глаза уже не хороши,
Быть может, для прицельности стрельбы,
Но твой наряд последний не пошит -
Смотри ещё. Увидишь, может быть.
Прищурясь, в зеркалах найди себя
Как строчку, что так любит окулист.
И что прочтётся, душу теребя,
Переноси немеденно на лист.
А заслезятся - их не вытирай,
Порой сквозь слёзы резче силует.
Побудут босиком они пускай,
И колко будет. Выслушай совет -
Пускай ладонь не тянется к виску,
А служит над глазами козырьком.
И, если будет болен свет зрачку,
Не укрывай глаза под каблуком.
Твои белки ещё не выел грунт,
Не залепила смертная тоска,
Пускай душа - как шарик на ветру,
А ниточка не толще волоска.
2015
Тем единицам
В большинстве мы, нырнув
И уйдя под земную поверхность,
Многословный сонет
Оборвём (хоть продолжить могли б).
Наших строчек длину,
В одну линию вытянуть если,
Соизмерить вполне
Допустимо с орбитой Земли.
Только избранным - им,
Кто писал не по чёрному белым,
А чернилами вен
По вранью и побелке знамён
Правды кардиоритм,
Продолжая поэзии дело,
Не один ещё век
Оставаться эмблемой времён.
Стихоплёты уйдут,
Разойдутся круги концентрично
По поверхности вод,
Стрекозу потревожив слегка,
И кувшинки в пруду
Колыхнутся едва, безразличны,
Да вильнёт поплавок,
Напрягая плечо рыбака.
Единицы других,
Рифмовавших проклятия дышлу,
Даже с глиной во рту
И неструганым дном под спиной
Воплотятся в круги,
Что трясину болот расколышут,
Даже смерти черту
Перейдя, расширяясь волной.
2015
Темнеет
Темнеет атмосфера и пространством,
Где бесполезна функция зрачка,
Сгущается и слепотой тиранит,
Прозрением становится рука.
Включенье осветительных приборов
Предотвращает поврежденье ног.
И травмы их уходят за заборы,
Где в окна смотрят зрители кино -
Прохожие. Но абажурам вскоре,
Закончив поздний ужин, остывать,
Для посторонних будут на запоре
И кров, и производное "кровать".
И вот тогда, когда все спят в постелях,
Из пустоты, из черной немоты -
Залп рифм по мне как инфракрасной цели
И строчек бронебойной красоты.
По двум вискам прицельно беспредельно
Открыт предупредительный огонь.
Я в белый свет верну все не прицельно,
А так - на поражение его.
2015
Тени
Тени могут только жить прямолинейно.
Днём вокруг деревьев - стрелкою часов.
Луч заката тянет, стелет по земле, но
Тень уходит в небо, не за горизонт.
Там найдёт, сорвавшись с кривизны планеты,
Братьев-оборванцев - тёмный след, что сруб
Бросил бесприютным, хрусткие багеты,
Что испёк штакетник, кинув ввечеру.
Ночь они проплачут, о судьбе судача
(Звёздам очень кстати эта чернота).
Солнце на рассвете их вернёт на дачи,
В рощи и разложит по своим местам.
2014
Традиция
Истирается камень скрижали
От вождения пальцем по строкам,
Забывается имя (не жалко),
Искажается слово пророка.
И толпятся на входе, в передней,
Претендуя на всё помещенье,
Нео-пастыри нового веде -
Там, где "око за око" - отмщенье.
Вырождается формула права
В справедливость, что топает левой,
А глаголить пришедшие саввы
Переменами топчут наследье.
Уменьшается теннис в настольный,
А потом и в компьютер постельный
Умещается, где непристойность
Посещаема чаще, чем теннис.
О, традиция Уимблдона
И сражения в белых одеждах!
И любая традиция в доме,
И любое наследие дедов,
Оставайтесь осями, скрижалью
Или местом с зарытой собакой -
Реверанс королеве в финале
И способность мужчины заплакать
Под мучительный выдох органа,
Его глотки, почти человечьей.
Как и всё в этом мире престранном,
Перемены должны быть невечны.
2014
Трактир
Упёршись в стол лопатой бороды,
Скамью линейкой гнёт семипудовость.
Лафитничек со льда слезит по-вдовьи,
И мат слоёный к потолку - как дым.
Сюртук неновый, повидавший всё,
Но кулаки торчат, неоспоримы.
Вот кто-крикнул человеку:"Рифму!",
А тот селёдку с водкою несёт.
Он, половой, по полу шасть да шасть.
То - человек и очень это ценит.
Эй, человек! Подай-ка нам портвейны,
И шевелись, несчастная душа!
У бога-с долго, а у нас, пардон,
Один момент! И - ныр! себе за стойку.
С гитарой электрической настройки
Цыганка подвывает в микрофон.
Такая жизнь, что лучше б помереть -
Жена, война, тоска да контрабанда.
Когда б не эти сволочные бабы,
И век не 23-й на дворе!
2015
Тресковый мыс (другими глазами), 40 лет спустя
И. Б.
1.
В Новом Свете глазам не вредит новый свет,
Если домом был - Старый, где светят гнилушки
И в традиции звёзд полыхать много лет,
А потом превращаться в буржуйку теплушки.
Если выглянет глаз из-за тёмных кулис,
Где полжизни проспал на лице у статиста,
То зрачок расширяется, словно от "Пли!",
А потом он, сжимаясь, взовёт к окулисту.
И поэт обалдеет, борзея слегка
(Поменяв на штиблеты разбитые лапти,
Лапсердак из поскони - на твид пиджака),
Как и обозреватель ТВ на зарплате.
Всё другое откроется - яви и сны,
Ежедневность не многоквартирного дома,
На ладонях мозоли иной толщины,
Смысл жизни, иная разметка ладоней.
2.
Можно видеть один океанский отлив,
С мелководья оттащенный до горизонта,
Ржавый якорь в песке оборванцем земли
Да треске бесполезный утопленный зонтик.
Но наступит прилив, дефицитность воды
Превратится в прибоя шипящую ватность,
Притяжение лунное бросит бразды,
Из него извлекут и уроки, и ватты.
3.
У сознания - прихоть себя сознавать
И ронять силлогизмы, как перхоть, на плечи,
На подушку, где сон презирает кровать,
Вызывая бессонницы потную нечисть.
Духота - это вечность без света, где сны
Убивает не жажда пера и бумаги,
А признанье себе - никому не важны
Об ушедшем слова под приспущенным флагом.
Духота. Если пот заливает зрачок,
Преломлённая ночь искрошится в тетради,
И слюна кислотой на страницу течёт,
Окисляя нейтральное "люди" до "бляди!"
Колыбельная - вой полицейских сирен.
Одиссей заливает глаза на Арго, и
Не Арго в результате завалится в крен,
А арго к матерщине склонится глаголом.
Как безумное солнце в ночи - светофор.
Это с бешеной скоростью кадры с закатом
Возвращают назад - кулинар-прокурор
Там крошил в винегрет "преступленья" без даты.
Духота без надежды, прохлады к утру.
До заката вся жизнь - эта пытка в сиропе.
На закате красна даже смерть на ветру,
На миру, где осталась твоя Пенелопа.
4.
Улетал добровольно, под копчиком боль
Не плыла за окном, заглушая турбину.
Мне, Иосиф, ни в чём не сравниться с тобой -
Ни графой, ни строкой Пенелопе и сыну,
Не провёз за подкладкой, как клещи, слова,
Чтоб на горле смыкались в ночи ностальгией,
В духоте не потела моя голова
(На Тресковом Мысу все отели - другие),
Одиночеством не наградила страна,
Как свободой (она до сих пор - бандерилья
Для медведя, застрявшего в раме окна -
Той Петровой дыры сквозь туман комариный).
2015
Трудно быть богом
Начнут исследовать глазное дно
Всевидящее, выключая свет.
И офтальмолог выявит одно -
Болезни как божественности нет.
Попросят выпить яду - доказать
Бессмертие, но нынче разве яд?
Отрава, гадость, химия, эрзац!
А были яды... Вкусы знаю я
Душистых трав, что прерывают боль,
У пытки отбирая право на
Мучительный и медленный убой,
Где дыба утра после плёток сна.
Как тест разрушат выстрелами мозг.
Он откровит и заживёт. Тогда
Что в новых тканях? С нажитым умом
Не хочется расстаться навсегда.
А то попросят шлёпать по воде.
Как глупо! Лучше плавать и нырять.
Есть рыбы, что шагают, есть и те,
Что птицами над волнами парят.
Да те ли боги, кто выходит за
Привычку, зная временный успех?
И всем ли можно правду доказать,
Когда нет общей истины для всех?
Одни попросят мёртвых воскресить,
Другие - пнуть их недругов ногой,
Одни воскликнут: "Господи, спаси!",
Другие крикнут: "Уничтож врагов!"
Я не приду, не буду отвечать,
Пока не поумнеют хоть чуть-чуть.
Надолго этот крест - моя печаль,
С которой наблюдаю и молчу.
2015
Туман
Туман. И эта видимость в тумане.
Он словно горизонт теперь, куда
Я еду. Он отступит, он отпрянет,
Но до него всегда - рукой подать.
Я - з́а городом. Мимо - только рощи
Среди полей пшеницы или ржи.
Вот пугало смешно себя топорщит,
Крылатую отпугивая жизнь.
Мне было двадцать - и, казалось, в сорок
Всему конец и - старость как итог.
Но выплывает домик, за которым -
Другой, за ним ещё соломы стог,
Какие-то в ландшафте перемены,
И видно дальше с вечной мыслью "где
Мне упереться в ту в глухую стену?"
Я соблюдаю скорости предел.
Так не было - я не был осторожен:
Не чтил, не соблюдал, не уважал.
Я шёл тогда безденежным прохожим
Без имени, без страха, багажа.
Туман. И скроет он, и отодвинет,
Что впереди. Как далеко ещё?
Но хорошо, что ты со мной в машине,
И руку положила на плечо.
2013
Ты идёшь по ромашкам
Ты идёшь по ромашкам и по василькам
Вдоль дороги, и ноги твои в пыльце.
Даже платья подол пожелтел слегка,
Поднимать его поздно. Наверняка
На руках отстирать - не беда никак.
Не от этого грусть на лице.
Отчего и о чём, и о ком она,
Почему не сплетён из цветов венок?
Голова слегка на бок наклонена,
И жива, и здорова, но всё одна,
Все поля расцвели, да прошла весна,
А тебе двадцать первый годок.
Скоро осень и старость, и смерть-зима,
Только прорубь тогда ледяна и ждёт.
Как всегда, виновата во всём сама -
Не плясала на свадьбах подруг, а на
Танцах льдинкой сидела всегда одна,
Вот и ляжешь невестой под лёд.
В небо жаворонок упорхнёт от ног,
Расплетётся сама за спиной коса,
Покраснеет от слёз безысходных нос,
Но потом осветлит всё улыбка вновь,
Будет грустно ещё, но уже смешно,
И на веках просохнет роса.
2015
Ты смотришь в зеркало
Ты смотришь в зеркало.
В нём отражается весь мир,
Где этажеркою -
Рожденье, юность, зрелость. Мы
Все так устроены -
Координатой нулевой,
Себе же троном и
Отсчётом, центром, осевой.
Дорога тленная,
И мимо - встречные огни.
В любом - вселенная
Того, кем зажжены они.
Ты хочешь строчкою
Найти и братьев, и сестёр?
Сверни к обочине
Разжечь костёр.
2014
У биографий - пыльное нутро
У биографий - пыльное нутро
И старомодность долга пред народом.
Как будто открываю гардероб
Прекрасных платьев, вышедших из моды.
Вот я уже, напялив канотье,
Сажусь за столик где-нибудь у пляжа.
Костюм в полоску и небрежность тем
С моею собеседницей в плюмаже.
Погода, живопись, сюрреализм,
Сюрреализм - как жанр для погоды.
Реалии скучны, не правда ли?
Как всё, что постепенно происходит.
А вот на всю страницу и на жизнь -
Она со мною в браке и в овале.
"Скажите (мы на вы!), цветы свежи?" -
"Куда вы мои запонки девали?"
Она молчит, слегка наморщив лоб,
Решая, где нам в полдень отобедать.
Но тут страницы загнут уголок -
Я здесь устал и возвратился в кеды.
2014
У двери
По пустырям и по задворкам,
Где груды щебня, арматура
Стальной ржавеет гнутой горкой,
И мокрый тюк макулатуры,
И по звенящей магистрали,
Всегда проскакивая ветку -
Ту отводную, что до края
Ромашек солнечного лета,
Переплывая океаны,
Вперёд перегоняя стрелки -
На запад, где другие страны,
Но тоже круглые тарелки,
Где небоскрёб из той же стали
В такой же свод небесный воткнут,
Где есть задворки, магистрали,
Где тоже есть тоска и водка...
Вот на порог пришёл, робея,
Одет прилично и неброско,
Аристократом из плебеев,
Непримечательного роста.
Впусти в свой храм меня с дороги.
Мне не нужны постель и мебель,
Ни кров, что звёзды отгородит,
Поэзия, богиня, мне бы
Вина и хлеба, не креветок,
А простоты вина и хлеба,
И разрешения вовеки
Служить тебе под этим небом.
2014
У картины мариниста
Лодка тяжела и неуклюжа -
Так водой беременна она,
Но пока движения уключин
Не отнять, как волны не унять -
Гребнями то "верю", то "не верю"
Ветром подгоняемы бегут.
Оберег от вдовьих слёз у двери
Жизнь гребца - в платке на берегу.
Завтра - золото, сегодня ром в стакане,
И моряк от прошлого отвык.
Всё мечтал вернуться капитаном.
Во вчера вернуться бы живым.
Кровь с ладоней красит воду в лодке,
Зубы, как уключины, скрипят.
То торчит упрямый подбородок,
То груди касается опять.
2015
Удочерение звезды
У звездочёта не было детей,
Была жена, и к звёздам ревновала -
Он их ласкал глазами в темноте,
Приравнивая к женской наготе
Подобную груди орбит овальность
И возбуждаясь от небесных тел.
Она ушла, обидно обозвав,
Оставили друзья, сказав: "Безумен!",
А он на небе, смеркнется едва,
Искал любви, рождённый узнавать
Рождённых греть. Смотрел, глаза разуя,
Босым на ночьь, блажная голова.
А днём он спал, безумный и во сне -
С упавшею звездой в своей ладони
(Две массы Солнца по величине -
Не станет белым карликом в окне
И взрыв сверхновой не устроит в доме,
Как это было свойственно жене).
И, приласкав её, удочерил -
Предотвратить банальную нейтронность
С последующей чернотой дыры,
Где пропадают без следа миры,
Зарплаты, из тарелки макароны,
Туманности стихов и кошки с крыш.
Он дал ей имя, чтобы отвечать -
Кому теперь он посвятил старанья,
В полуночный воспитывая час
(Почувствовав ответственность!), и чай
Кому он наливает на веранде,
Порою по-отцовски горячась.
2015
Украине
Не испив до обмелин озёра,
Поднимается небо с колен,
Помолясь, соболезнуя горю,
Поклонившись земле.
И по сёлам пойдёт облаками,
А просёлки сотрут оселком
И подмётки, и пятки. И капать
Будут слёзы легко
На жужжащие улики пасек,
Кукурузные стебли в полях,
Что початки свои из-за пазух
Не спешат предъявлять.
Этим хлопцам открыться могло ли
Даже в самом горячечном сне,
Что околица вырастит тополь -
Корректировать смерть.
Журавель загрустил у криницы,
Одноног да осколком подбит,
И скрипит, и немного кренится,
И не знает судьбы.
***
Я заветный рушник вышиваный
Той земли берегу глубоко.
И над ним поклонюсь её ранам
На ветру колоском.
2015
Улица
Потоки встречных не машин асфальта посреди.
Клаксон мигающих витрин и скрип подмёток-шин.
Зелёным "Кич", а красным "Шик" и жёлтым "Всё в кредит".
И аварийно хороши глаза под крепдешин.
Той женщины бы руку взять, лицо в ней утопить.
Она - по встречной. Мне нельзя - нарушу череду.
Зелёным "В путь", а красным "Стой" и жёлтым "Потерпи",
А значит, пусть зелёный - мой, и всё иду, иду...
Сверни в проулок, отдышись, зайди в пустынный парк,
Заправка - на одну ведь жизнь. Так сэкономь галлон.
Травой "Любовь" под клёном "Ждать" и жёлтое "Пока"
Ларька с билетами туда, где есть аттракцион.
И, может быть, её билет - на ту же карусель,
А платье красное - не "Нет", а жёлтым - только блюз.
И вам по кругу - по пути. И можно рядом сесть.
А зелень кружится, летит - "Люблю, люблю, люблю".
2014
Успокой мою душу
Успокой мою душу и дай со спокойной душой
Посмотреть на закат - и о крови не вспомнить тогда,
И не путать сбеганье дождя по стеклу со слезой.
И не стоном, а песней звенит пусть Борей в проводах.
Упокой мою душу, до смерти её упокой,
Упакуй мою душу, в надежду её запакуй,
Запаркуй на обочине - там, где до звёзд высоко,
А не в гулкий подземный гараж с бардаком наверху.
Притвори её ставни, просторный притвор к ней поставь,
Чтоб к иконам её не бежали, не чистив сапог.
Преврати её кожу в подобие двери-щита,
Маета на пороге стирает покоя порог.
А когда ты меня позовёшь - со спокойной душой
Перестроиться будет легко, как из дельты - в залив.
Как лодчонка из дельты в залив, уплыву хорошо.
А пока - только в ад, где такое же гадство земли.
2014
Фермер Томас
Кo Дню независимости
Чернозёмным столбом подпирая
Облака, что темнеют на дождь,
Снова пахота, снова старанье
Уложиться, как минимум, до
Первых заморозков, и работе
Продолжаться, чтоб к первой звезде
Не осталось на сердце заботы
О земле. Так положено здесь.
Ты распашешь её, фермер Томас -
Эту добрую землю отца,
Что над ним - в домовине у дома
Под присмотром дубов у крылца.
Ты надышишься пыли, что с солнцем -
Маскировка лица, как в кино,
А душа будет чистым колодцем,
Где отца золотое зерно.
Под прекрасной усталости грузом
У костра твои плечи в ночи.
На гармошке губной кукурузной
Что-то Гершвинское прозвучит.
2015
Философия зрелости
Скопленья листьев в уголках укромных
Шуршанием едва тревожат слух.
От маеты и от страстей в сторонке -
Тусовкою на паперти старух.
У водостоков их, вдоль бровки много,
Среди ступеней лестниц, вдоль перил -
Где нет движенья воздуха сквозного,
Где ветер свои руки опустил,
Где вспоминается о пышной кроне
Бесчисленных и трепетных друзей
Одной породы. А теперь покойней
Листам каштана в той же борозде
С листами клёна да листом газетным
С позавчерашней свежестью лица
Вздыхать о мае, сетовать, что лету,
Казалось, нет ни края, ни конца.
А я бреду - и мне совсем не горько.
И всё - путём. И нечего жалеть.
Давно не в окруженьи одногодков -
Сорвало всех, мотает по земле.
Сам по себе. Не зелен и оторван,
И п́о миру скитаюсь на ветру.
Когда он стихнет и меня уронит,
Я к уголку укромному притрусь.
2013
Харон
Я отпрыск Нюкты и сын Эреба (сестры и брата),
И души мёртвых вожу за реку (пустым - обратно).
Когда есть зубы, то рот, как тара, звенит оболом*
За труд подземный - ещё не Тартар, но место голо.
Здесь негде тратить монет несметность. Лежат горою,
Всё выше, выше - могилы смертным, как прежде, роют.
Нередко люди, что жили слогом, с пустыми ртами
Приходят в землю, но я и боги их не оставим.
Иных - творивших миф-панацею, в химеру веря,
Пусть перевозят под грифом "Ценно" свои гомеры.
Не мне судить их, мне не соперник паром с прицепом,
Ведь он - до входа, а дальше веру оценит Цербер.
Иные взяткой меня подмаслят (авось простится?),
Положат драхму* - чтоб первым классом по водам Стикса.
(Наверно, с баром, где дуб и кожа, они хотели б).
Их душам нужно всего того же, что знало тело.
Отбелят кости столетья в глине - и прах порою
Не скажет сразу, кто гнил в могиле, когда разроют.
Не удивляйся, о археолог, не веря глазу,
Найдя как сдачу там пять оболов* - в районе таза.
1 драхма = 6 оболов (прим. автора).
2014
Цыган
Без серебра во рту, в буфетах дома,
Где вместо солнца - люстра-недотрога,
Рождён для песен прямо на дорогу
От одного небытия к другому.
На ней - вокзалы, таборы гостиниц,
И реки, и конвои горных шпилей,
И степи, причащающие пылью,
Моря, в которых истиной крестился.
В гостях - как дома, дома - до похода.
Не под присягой ни земле, ни кронам,
Ни богу, ни Маммоне, ни барону -
Под клятвой лишь любимой да свободе.
И зависть, и презрение чернили,
Но отбелились снегом мои кудри.
Душа - котомкой, а богатство - внутрь, да
Такое, что с душою и отнимешь.
Не при заборе, за которым свары,
Всё без поклажи, но всегда со мною
Шатёр небесный, поприще степное,
Перо моё и старая гитара.
2015
Цыганка
Цыганка. Мне запомнились глаза.
Всё остальное время отпустило.
И в памяти полночный кинозал
Я захожу, когда уснуть не в силах.
Ты предложила "просто погадать",
Как будто бы бесплатно ворожила.
И, сделав вид, что верю, я тогда,
Себя ладонью кверху обнажил и,
Смеясь, тебе сказал беспечно: "Ну?"
Ты "одолжила" рубль для начала,
И попросила в трёшку завернуть,
Потом - в банкноту выше номиналом.
И... всё это растаяло, как сон,
Как будто слившись
с пёстрыми платками.
Ты не смотрела на мою ладонь,
Держа её обеими руками.
С тех пор судьба предопределена:
Мои года - цветастые купюры -
В твои глаза, без жалости и дна,
Летят, а я, потворствуя натуре,
В лицо твоё лукавое смеюсь
Да в карие корыстные отверстья
Бесстыдные, и время раздаю,
Не думая о смерти и бессмертьи.
Стихи и годы, пригоршни монет -
В ладони тротуаров и фонтанов.
К ним не вернуться магией примет -
Они меня отыщут на экране,
Пока есть память, ночь и кинозал,
Где в полночь я опять уснуть не в силах.
Цыганка. Мне запомнились глаза.
Всё остальное память отпустила.
2013
Часть речи
И. Б.
Не "отелиться" больше душе,
Разве только что - телом небесным,
Где поверхность беззвучна уже,
Безвоздушна, пуста, бессловесна,
Но на губы поэту замок
Не навесят последние стансы,
На которых захлопнул, немой,
Переплёт из дубового глянца.
И продолжит душа говорить,
Если в речи существенна частью,
Что меняет собой словари -
Как словесность меняет мычанье,
Так меняет улыбку в окне
Электрички, вонючей и дикой,
Снизойдя к преисподней, сонет
Что вернёт на перрон Эвридику.
Как меняют всё на берегу
Ураганы бессонною ночью,
Словно на перекрёстке из губ -
Катастрофа для двух одиночеств.
Стихотворные шёпоты ртов
Громче ора болезненных гимнов.
Не спасти этот мир красотой -
Он, спасая её, не погибнет.
Оттадут ей поэты стихи,
А словесность - живящее лоно,
Раздавая свои медяки,
Что дороже любых миллионов.
2015
Чего не будет
Не будет смерти на земле,
Она безвременно погибнет.
Как мухи тонут в киселе,
Молчаньем захлебнутся гимны,
Правительства не смогут жить,
Не будет пограничной брани,
Исчезнет перспектива лжи
С высот преданий и изданий,
Не сменят новой чешуёй,
Как змеи, очереди кожу,
В подсобках будет гнить новьё
И станет на старьё похожим,
Не приблудится хворь нигде,
Не будет боли и больницы,
А голод сдохнет, обалдев,
Объевшись жареною птицей.
Но главное - не будет войн,
К погоде не заноют раны,
Ведь после Третьей мировой
Уже не будет ветеранов.
2015
Чем больше тем
На горизонт чем больше выйдет туч,
Тем больше гроздья града у грозы.
Исчезнет льдинка круглая во рту,
Как леденец несладкий из слезы,
Другие - стают в медленный ручей.
Чем больше тем из памяти моей,
Исколотой охапкой белых роз
У камня, от которого давно
Отшвартовался в прошлое паром,
Тем больше шанс его пойти на дно,
Уткнуть свой нос в подол сырой земли.
А в темени чем боль пошевелит,
Напомнив бусы белые? Грозой -
Порвётся нить, не выдержав разряд,
Где временно избыточен озон,
Что воздух превращает в виноград,
Которому не наступил сезон.
2014
Чёрные дыры в снегу
Белизна эта - плетью. Почти что калекой
Ослеплённым, немного рассеян, сужаю,
Как на выдохе жабры, глаза человека,
Выходящего снег посетить моложавый.
Пролежал он неделю, но всё ещё моден.
Прогуляю, и пса, что терпел очень долго,
И раздумие странной и редкой породы -
Самоед оборзевший с повадкой бульдога.
Отпущу с поводков. Что же их привлекает?
Разумеется, письма - те чёрные дыры,
Что в снегу прожжены с желтизною по краю.
Во Вселенной такие материю тырят
И метут со стола - что попалось под руку.
А когда ни свечи, ни звезды не оставят,
Подберутся коварно поближе друг к другу -
И от стаи останется дырка пустая,
А точнее - всё то, что в ночи поражало,
Только - маковым зёрнышком, чёрным и плотным.
Несвареньем желудка закончится жадность,
Извержением, взрывом, что очень неплохо,
Потому что потом, когда всё подостынет,
Образуются земли, где юг есть и север,
Белоснежные зимы, и кто-нибудь с псиной
Обязательно выйдет, немного рассеян.
И напишет стихи, убеждённый, что - новы.
Но сперва поводок прикрепляем взаимно.
Отморозил ты задницу, милый, должно быть?
Всё! Домой! Будем греться с тобой у камина.
2014
Читатели страниц
В толпе легко найти,
Глаза их смотрят вниз -
Плутающих в Сети
Читателей страниц.
К ушам два проводка -
Как повод для спины
Повиливать слегка
На поводке струны.
В постели, в темноте,
iPhone не отпустив -
Так делают детей
Для будущей Сети.
В Пекине ли, в Перми -
По ним нельзя сказать,
Макушки их немы,
Опущены глаза.
Им кажется, они
Совсем свободны там –
За прутьями херни,
Картинок и реклам.
Уловки и враньё -
Сети силковый стиль,
Добыча для неё -
Охотники Сети.
Там - "новая" игра,
Но стар её азарт,
В ней, как всегда - "Ура!"
"Hooah!" или "Banzai!"
По грязному стеклу
Скользит конечность - вжик! -
Как ноги на балу,
Где - белый танец лжи.
Держатели синиц,
Потеря для родни -
Надсмотрщики страниц,
Прикованные к ним.
2015
Что б я сказал
Воображу. Я - уходящий год
И, знаю, никогда не повторюсь.
Что пожелать под рюмку за уход
Календарю?
...
Когда ты годом-тортом на столе
(Под номером рождения везде),
То представляют протяженье лет
Куски недель,
И молодость подписывает май
С печатью 31-го числа.
Весна на фотографиях нема.
Она была?
Как быстро всё - осенний запах и
Костры из воскресений октября.
Стихи об этом. Этому стихи
Благодаря.
...
Идущий следом, шли тепло и снедь
Усталым вдовам с малыми детьми.
Сойдя на "Дай!", ты не сойди на "Нет!",
А накорми.
К уходу - только крошки на столе.
Собрав в ладонь, едой для птиц рассыпь.
Придя босым коротким на земле,
Уйдёшь босым.
2014
Что вспоминать! Побережём глаза
Что вспоминать! Побережём глаза
И старое оставим без помина.
Устав хотеть забыть, что не сказал,
О мнимом промолчав с улыбкой мима.
Как часто стон невольный и больной
В ботинках подворачивает пальцы.
И взгляд уходит вверх, но надо мной
Не сказанное - вороном. А пяльцы
Оправы круглой пялят Млечный Путь,
Метеоритной строчкой полукрестик
Крестом не станет, вышивке капут.
А я сижу, раскачиваясь, в кресле,
И в сотый раз раскаиваясь в том,
Как неудачно был рисунок начат,
От пола удаляюсь каблуком
И снова возвращаюсь к неудаче.
Не сделанное в прошлом не втолкать
Для восполненья в завтрашнюю реку.
И ноет ущемлённая рука,
Напониная прожитое Греке.
2015
Чтоб остаться собой, приобрёл ей билет
Ту, которой был сужен, родясь на земле,
Отпустил, чтобы водкой любовь не лечить
И остаться собой, приобрёл ей билет
Без обратного. Без объяснений в ночи.
Убедившись, что нет обоюдных долгов,
Пограничник сказал: "Всё в порядке. Пускай."
Я её отпустил, чтоб начать без всего.
Лишь оставил себе серебро на висках.
Уменьшаясь во взгляде с причала в разы,
Увозя своё имя на белых бортах,
Уплывала страна.
Я оставил язык,
Отдавая всё то, что не дорого там -
Из камней пустоту, площадей имена,
Что менялись, как лампочки, в памяти я
Не оставил названий - тревожить во снах.
Все надежды мои ей вошли в саквояж,
А отрез необъятных пространств в чемодан
Уложила обрывком обоев "Простор"
Из квартиры-норы. И отплыла, отдав
Пуповину - швартовый конец под топор.
Ей стихов не оставил. В полночном метро,
Не разменивал стоны на рифмы в строках.
Но богаче теперь - на висках серебром,
И оставшись собой со стихами в висках.
2015
Эмиграция в небо
Я пределы свободы своей на земле
Исчерпал, колеся по маршрутам трамвайным.
А дуга надо мной - пуповина и плеть,
Эти рельсы внизу "спальня-офис и-спальня" -
Как вериги, что длятся, насилуя дух.
Я штурвал - на себя, грязной скатертью. Мне бы
Не в депо, где конец и блевотный бодун,
А к началу пути - эмигрирацией в небо,
Чернозём бесконечности осеменить,
А восходы окучивать тихою сапой,
И со смаком плевать, не жалея слюни,
Но уже - на мозолистость собственной лапы.
Воспарю, попирая гражданственность - тлеть
В избирательной урне под новым киотом,
И оставлю свой голос звучать на земле
С чаевыми и эхом "...диоты, ...иоты!"
2015
Эпидемия
Она распространяется, как слух
О смерти, с привлечением старух.
И мёртвая старуха - всё убийца.
Убийца - в каждом, может быть, втором.
Висит ещё под крышей топором,
А за столом семейный ужин длится.
И жизнь воспринимается как спорт,
А спорт в ней понимается как спор,
С ним споры смерти зрителем кочуют.
Для чёрной Дамы ставится парад -
Стерильных белых масок маскарад,
А жители Вероны верят в чудо.
Теперь она уже - на все дома.
Ах, если бы привычная чума!
Входи, родная, расскажи мне сплетню
Про то, что там, где первый человек
Родился, смерть рождается на свет,
Чтоб где-то умер человек последний.
Рядится смерть под жизнь, чтоб убивать.
Родится сметь и ущемлять в правах
Ту жизнь, что для неё такое яство.
Тогда зачем всё новый вид чумы?
Когда понятной станет смерти мысль,
Тогда и смысл жизни станет ясен.
2014
Эпоха открытий страниц
Ты - нос и пса, и корабля,
Курсор - ты вектор интернета.
Уже не круглая Земля
Не дарит новых континентов.
Колумбы рыщут по морям,
Что стали, как экран, квадратны,
А океаны говорят,
Предупреждая о пиратстве.
Уже открытие страниц
Важней открытий книг хороших,
А приручение синиц
Всё сводит к мышкам под ладошкой.
Считая заповедь одну
Не самой главною для мира,
Наш старый мир идёт ко дну,
И к чёрту, сотворив кумира.
И до сегодня "Не убей"
Распространяется на тело
И только. Стаям голубей
И душ не избежать расстрела.
Иконам красного угла
Все реже дарятся поклоны,
Они печально и без зла
Глядят на новые иконы.
2014
Этап
Дорога дальняя. Спасибо за неё.
По ней этап - через моря и страны.
Этапом - поколение моё.
Похожи сроки, лица, чемоданы.
Этап не осуждён, но обречён,
Как те, что впереди идут и сзади,
А срок в пути никто не знал ещё,
Но сутки сократят дорогу на день.
В конце - этапка, сбор и пересыл,
Артрит, гастрит, высокое давленье,
Остатки зренья, слуха, и часы
Естественных, но трудных отправлений.
Ты сам - конвой. Вооружён. Причём
Не хочешь ни этапки, ни печали.
И утопил бы спусковой крючок,
Да не даёт колечка обручальность.
2015
Я в небо смотрю
Я в небо смотрю - там серебряный крест самолёта,
Где пытка в прокрустовых креслах нефинтикультяпных,
Распятье на звуке с попыткой уснуть беззаботно
(Так можно напитки бесплатные с этим прошляпить!).
Наверно, ты в плоскость экрана ушёл - в Зазеркалье,
И видишь себя исполняющим роль знаменито,
А может, застыл, созерцая рисунков наскальность,
Где - люди и звери, и нет самолётов в зените.
Не знаю, зачем, но я знаю, что ты, незнакомец
(А может быть, ты - незнакомка, но это неважно),
В экране компьютера или в овалах оконцев
Меня не увидишь и "Здравствуй!" поэту не скажешь.
Я где-то в ландшафте - ландскнехт на "Лендровере" пегом.
Ты ждёшь свой напиток и смотришь в проход терпеливо,
Не видя меня под пушистым подобием снега.
Зачем ты мне нужен в стихах моих? Что за пытливость...
2014
Я пережил тебя, XX век
Я пережил тебя, двадцатый век -
Последний во втором тысячелетье.
Ты вылепил меня, но не испёк,
Другое солнце занималось этим
И продолжает дело. А пока
Не на столе я выложен батоном,
Копаюсь в твоих грязных дневниках,
Как бомж на свалке из событий.
Что мне?
Мне нужно имя безо всяких цифр,
Привычных астероидам и танкам,
Ведь по размеру ты - планета-тир,
И ты не шлюпка, а, скорей, "Титаник" -
Так много жизней ты унёс на дно.
Я спасся и с тех пор зарёкся плавать.
Итак, как мне назвать тебя? Стальной?
Нет, слишком много чести для бесславья -
Железный Феликс, занавес, "металл"
(Как музыка возврата к неолиту),
И блеск коронок нищенских во ртах,
И перья проржавевшие Главлита.
Ты мог закончить тот Железный Век,
Что нас ковал на смену мягкой бронзе,
Но Хиросима лишь ожогом век
Дала понять: начнём - почием в бозе.
Усопший, будешь цифрой просто так.
Ты был, как все - и подвиги, и шашни...
Поставим на могиле два креста,
Один - войне, другой - в неё упавшим.
2014
Яблоня
Постою у окна.
Из него только ты и видна -
Светового пятна
Преподобие в церкви растений.
Как единый цветок,
Словно вера единая в то,
Что случится потом
С многословия буйным цветеньем -
Отцветут на земле
И отмолятся свету в тепле,
И отслужат пчеле
Все монашки-ромашки похоже.
Не важна красота,
Над землёю цветка высота,
На природы холстах -
И аскет-пилигрим подорожник.
Как в животном миру,
Только белую мечешь икру,
И цветки отомрут,
Как мальки, что не вызреют в семя.
Чтобы яблоко дать -
Многоцветья стихов благодать.
Видно, это всегда
Будет править живущими всеми.
2015