Посвящения
Für Elise
Опиши мне, Элиза, уроки
В той венчающей венской весне -
Кто учителем был очень строгим,
Кто учился покорно вполне?
Багатель - безделушка по звуку -
Не расскажет по нотам того,
Как он "ставил" неловкую руку,
Что в неловкость бросала его.
Он касался её у запястья,
Ты шептала ему: "Bitte nicht..."*,
Он не слышал уже и касаться
Продолжал. И вы были одни.
Он стеснялся изогнутой трубки,
По движению губ угадав...
И не мог не желать эти губы
Обезмолвить своими тогда.
*(нем.) Пожалуйста, не нужно (прим. автора).
2014
А.Е.Ф.
"Одни слова, одни слова..."
(А.Е.Ф.)
Ты не отваживай от мыслей -
Моих же собственных о том,
Что вот живёт на свете киска
С пушистым ласковым хвостом.
Заботы да тревоги цепью
Ложатся под ноги с утра,
Но у неё есть дар бесценный -
Ту цепь ногами попирать.
Пойдёт направо - про Кощея,
Налево - "Каламбур" шальной.
Читать слова - то угощенье,
Когда почти глухонемой.
2014
Анне Ахматовой к свадьбе
Много лет домогался взгляд,
Не устал от тебя, а мог бы.
Отказал всем отказам для
Жениха, не меча Домокла.
Без осадных орудий, без
Голодовки в строптивых стенах,
Как заноза торчал в судьбе
Невозможным совсем шатеном.
Тёмным шлейфом к твоей спине -
Анфилада зеркал полночных.
Влюблена ты? Быть может, нет?
Нет пока? Или так - не очень?
2014
Анне Поповой
Ах, ты, чёртов гормон, ты гармонию ищешь, но рушишь
Простоту красоты, её светлый безбрачный шатёр,
Подчиняешь и лжёшь, и ворочаешь флюгером душу,
Совершенство любви оставляя для братьев, сестёр.
Значит, старшим твоим (по годам от рождения) братом
Я приду на порог, чтобы ревностью не наследить,
Чтоб остаться с тобой, а не шляться туда и обратно,
И простую любовь подарить просто так - посреди
Этих чистых простых и всегда понимаемых строчек,
Что сверкают ручьём, как волос водопады у глаз.
Мнится, видишь до дна, но оно ускользнёт многоточьем,
Самородок блеснёт, но рядясь под обычный кругляш.
Ты идёшь, а прибой собачонкой бросается в ноги,
Платье - парус тугой, расплетённые волосы - флаг,
Подберешь ли стекло или камушек, с виду убогий -
Всё ложится в строку, всё находит и место, и лад.
Красота - в простоте, будь то формула, стих или чувство.
Никогда - в наготе, с половиной другой или без.
Есть на свете любовь, что не ляжет на ложе Прокруста,
Потому что она дополненья не ищет себе.
2013
Бывшему другу
Да что я смотрю на тебя и жалею?
Не стоишь ты жалости. Сам виноват.
И скачешь на ножке одной дуралеем,
И куришь не в меру, и чаще болеешь.
А сколько тебе? Как и мне - пятьдесят?
По нынешним меркам полтинник - не старость,
Но тем, кто вокруг - четвертак. Детвора.
Волос на заварку одну и осталось.
А если живот и скрывает гитара,
То шерсть на груди уже красить пора.
Когда представляешься рок-музыкантом,
Всё реже и тише услышится "рок".
И жертвой морали по блату и Канту
Ты ищешь блаженства и смысла в стакане,
Что, впрочем, назвал бы паденьем лишь бог.
Ты всё ещё гвоздь и внимания центр -
Аккорд в "бля мажоре", но только к утру
Играешь в "зелёного" жёлтеньким центом.
Из тех, кому платишь ещё алименты,
Вполне получилась бы рота подруг.
А я "не зову, не жалею, не плачу",
Пусть были друзьями когда-то. Теперь
По-разному смотрим в глаза неудачам,
И ездим к удаче на разные дачи,
Где редко встречает открытая дверь.
2014
В "Бродячей Собаке"
Анне Ахматовой и Александру Блоку
Мой столик - осторонь. Я так хочу.
А вечер -
Ещё бродячею собакой у крыльца.
Внутри - нет вечера. Светильникам "под свечи"
Не обмануть пока ни одного лица.
Ещё Шаляпину не стонет Мариинский,
Ещё извозчики дымят своей махрой,
Но дождь пошёл уже, и шлёпает по листьям
Под фонари швырять горстями серебро.
Сейчас объявятся и пригоршнями смеха
Они рассыплются по залу, по столам
Людьми-монетами серебряного века,
Земли эклектрумом, эклектикой силлаб.
А мне наскучило рассматривать портреты.
Мой столик осторонь - увидеть их живьём.
И Анны талию. Как пристально раздеты
Стихосложение и талия её.
И Блока каменность. Как лгут его глаза, и
Псевдо-бесстрастие, которому цена -
Полушка медная на площади базарной.
Но Анну купишь ли? Не девочка она.
Их голоса узнать, когда они читают
И анонсируют желание прочесть,
Их подвывания ухоженного рта и
Их тосты-здравицы в какую-нибудь честь.
Как жаль, что - осторонь, а впрочем, и не жалко.
Воображение точней передаёт.
Они близки ко мне, и я воображаю,
Что анонсируюсь, чтоб почитать своё.
Потом одумаюсь, вернусь к себе за столик
И закажу себе лафитник коньяка.
Когда стихам моим не отвратить их боли,
Зачем им знать о ней, не тронутым пока?
2014
Выдре
Она и целостна, и женственно стройна -
В том смысле, что двусмысленное слово
И может повстречаться, но до дна
Должно быть ясно всё, пускай не ново.
Она классична при подсчёте стоп,
На слух ли или загибая пальцы.
И лишний, и недостающий слог
Найдёт грехом - как узелок на пяльцах.
Она оправу, рамки прямизну -
В числе стихосложения главных атрибутов
(Сейчас, уверен, пальчики загнув,
На шестистопность мне укажет, будто
В числе тех стоп - вся красота стиха)
Возносит до "супружеского долга"
Поэта. В смысле - потакай грехам,
Но пусть жена не знает. Если Волга
В Каспийский водоём и не впадёт,
Но пятистопность сохранит до дельты,
То красотой проникнется народ,
В чём смысл поэзии на самом деле
2013
Две страны
Л. Т.
Там петли скрип дверной не ранит ухо плетью -
Как скрипка, дверь поёт о том, что он, она
Ступили на порог. Там лишь весна и лето.
Страна Любовь. Всегда прекрасная страна -
И души, и дома открыты, как открытки.
Червовый туз - как герб с обратной стороны.
Там тело - не песок. Все женщины магнитны,
Мужчины - как металл, и ими пленены.
Непредсказуем путь, будь море или горы.
Пусть - море. Но и там, желанью вопреки,
Наткнёшься на причал страны Печаль, в которой
Все женщины - на час, козлы - все мужики.
Там пестуют кота, заводят сенбернара,
Находят интерес в оккультной ерунде,
Отсиживая срок. Воспоминанья - нары
С гвоздями, что торчат упрёками везде.
Там город Самоград, и там турист случайный
Разбередит всё то, о чём бы помолчать.
Он неприятен тем, что бродит без печали,
Пришедший из страны Любовь, а не Печаль.
2014
Дону Румате, эмигратору
Я их не выбирал, родившись умирать
В лихие времена, хлебнув года лихие.
Похлёбка из надежд, прокисшая вчера,
И серый цвет одежд, и златоглавый Киев,
И серый цвет домов, мозгов полупустых,
Задолбанных игрой на выживанье в сером
Ещё до топоров, до орденов святых -
В орлянку на еду, без денег и без веры.
А в аэропорту я не кричал сонет -
Последний, как Цурэн, досмотр пройдя подкожный,
Почти что на борту, ещё в том сером сне,
Где серый человек - с "нэ можно" или "можно".
Своих сонетов строй я формирую здесь,
Где Metropolitan, но Opera - не норы,
Где можно не играть на "есть" или "не есть",
А просто жить, писать, не славя и не вторя.
Ты, благородный дон, всё множишь их отряд.
Здесь пишется легко - где многие спаслись и
Не верят до сих пор, судьбу благодаря,
Читая как Завет Аркадия с Борисом.
Тебе, мой добрый друг (в тени и высоко -
Пришелец или бог?) - спасибо. Дону в уши
Не шелестом листвы - осанной лепестков
Молитвы пусть летят и падают на душу.
2014
Другу Игорю Мильченко
Я о смерти не знаю совсем ничего.
Глубока ли вода, есть ли волны и ветры,
Что за птицы живут в том краю неживом,
Что за песни поют?
Ты отплыл на рассвете.
И по сторону эту от моря и сна
Без сердечного ритма, дыхания качки
Стало меньше тебя. Здесь волнится весна,
Твои песни она не забыла, Long Dutchman*.
Сумасброд, весельчак, музыкант и поэт,
И философ, порою смешной и скандальный.
Ты уже не споёшь. Твой последний сонет
Стал последним совсем перед плаваньем дальним.
*У Игоря - раздел http://music.lib.ru/l/long_f_d/ под псевдонимом Long Flying Dutchman (Длинный
Летучий Голландец) (прим. автора).
2014
Женщине на диване
С фотографии эфирно-виртуальной
Смотрит женщины лицо. Оно красиво.
Подошла бы обрамления овальность,
Чёрно-белая подача позитива.
Эта кажимость - уловленное глазом,
Повидал который женщин на диванах -
И колени, и лептопы, и топазы,
И бриллиантовую глупость, и старанья
Вид принять посовременнее и страстный,
Как положено по роду и природе.
Эта женщина без пикселей прекрасна.
Я читал её стихи. Я - старомоден.
2014
Женщинам
Мои стихи порой, как логарифмы -
Не лирика, не о любви слова.
Корявы строки, как кораллов рифы,
А "женских" рифм - наплакал кот едва.
Но что б я был без ваших дивных ножек?
И ваших глазок? Счетовод судьбы.
Я вас любил, и вовсе не "быть может".
Я вас люблю совсем не "может быть".
2014
Зарисовка
"От берёзовых поленьев
дыма чуть.
Снег в лесу - где по колени,
где по грудь.
Зимний лес хранит молчанье,
как тот свет.
В нём и филину печально
и сове.
Ночь - река, на дне монеты
серебром,
серьги, кольца и браслеты.
В путь, Харон!"
(Л. Тухватулина)
Подберу свои колени
У груди,
Да накрою тёплым пледом
Впереди.
Летом не было бы пледа.
К чёрту плед!
К чёрту зиму. Вот бы - лето
Да без лет.
Набрала бы ягод-мыслей
На вино.
Что ж морковками повисли
За окном?
Да бескровны и печальны,
Холодны.
Переплачетесь в журчанье
Для весны.
Будут мысли словно листья
Октября
Расплываться в небе чистом
На ветрах.
Ах, гори огонь в камине!
Буду ждать.
Ты да плед, да вечер стылый,
Да года.
2014
Звук и буква ”i”
В. Щ.
Не от своей страдая боли в теле,
А от чужой, терзающей друзей,
Я выйду в поле, что печаль мне стелет -
Нажаловаться небу на людей,
А людям - на богов. Они лепили
Людей для обжигания горшков,
Чтобы, побив их, черепками жилы
Друг другу резать, мысля высоко.
Я закричу в кровотеченье звуков
Души бескровной, полной только слов
Любви к друзьям, что опустили руки,
Рукопожатьем преданные зло.
Как ветви ив, опущены их взгляды.
И водопады ивовых ветвей
Полощут скорбь и даты листопада
В пруду пролитой крови сыновей.
Я слышу. Буква "i" соединяет
Ушедшего тропинкой в мураве -
Меня со всем, что плачет вне меня и
С высоким "i-i-i...", что - эхом в голове.
И иволги щемящее звучанье,
И боли не во мне открытых ран
"i" это скромной точкой обручальной
Соединяет через океан.
Здесь - мчащаяся мимо электричка
Пронзительное "i" опустит в "ы",
Там - пуля стонет выпью без кавычек,
Промчавшись в поле мимо головы.
Восьмая нота тянется, живая,
И иволгой, и поездом в ночи -
Не расставайся с точкой, оставайся,
Звучи во мне, пока я жив, звучи.
2014
Иву Но
Бреду по строчке ёжиком в тумане.
Проступит что-то контуром, обманет,
Коснётся сзади, обернёшься - нет.
Обрывки сна в другом каком-то сне.
И клочья смыслов порванной газетой -
То сорванные с гвоздика клозета,
То вздорность завтрашних передовиц
О жизни, смерти, счастье и любви.
Салат противоречий и осколки
Созвучий, недорифм и недомолвок,
И комната пустая в зеркалах,
Чья кривизна зависит от угла
Прозрения, что быть не может полным,
Как сказанная правда не была.
2015
Играй, Скрипач
Играй, Скрипач, в прекрасную игру,
Мошенничай, не покладая рук.
В игре той ставка - белая луна,
И повезёт - увидишь из окна,
Проснувшись ото сна или от дел,
От каши в голове и в бороде.
Плутуй на сцене или просто так -
За медный, но такой святой пятак.
Он, как земля бесценная, велик.
Размеры или стоимость земли
Не вывесить к продаже на углах,
Когда она, как тот пятак, кругла.
Играй, скрипач, строчи иглой смычок,
Обманно пришивая нечет к чёт,
Сшивая жизни рвань и лоскуты,
Её изнанку и о ней мечты,
Её отрыжки и её духи,
Её косноязычье и стихи.
И к маршам ты ноктюрны приторочь,
Добром смыкая эти день и ночь.
Со всем своим талантом и умом
Солги, что жизнь - не полное дерьмо,
Что нет невосполнимых в ней утрат,
Играй, Скрипач, прошу тебя, играй.
2014
Имена
Я множеством имён хотел бы обладать,
Как тождества знамён - пусть значат на ветру,
Что я был изменён, умножен - словно рать
Собралась из времён, друзей моих, гуру.
Из чистых родников, стихов, прочтённых книг,
Из джазовых синкоп, калифорнийских вин,
Что просто и легко, вобрав в себя, возник
Тем, кто я есть - на "Ко", и с "г" из украин.
Пусть "Анна" я теперь и "Лилия", и "Бах"
(Не композитор), "Грег", "Ирина", "Игорь", "Ян",
И иже с ними. Кровь смешалась. На губах -
Вино моих стихов, но винодел - не я.
Теперь - не я один...
2014
Ирине Шайкевич
Души твоей и голос, и настрой
Пускай печален, но всегда приветен.
Я пропою - ты вторишь мне порой,
Да так, что невозможно не ответить.
Мы - инструменты правды и любви,
И красоты, участники транскрипта
Той музыки, что не у всех в крови.
Рояль и скрипка.
Ты, конечно - скрипка.
2013
Казимиру
Казимир, ты допрошен с пристрастием не был,
Как тогда Герастрат,
Но я знаю наверно, зачем нам под небом
Этот Черный квадрат:
Не рискуя попасть под колеса Фемиды
За ущерб от огня,
Ты напомнил как выглядел храм Артемиды
В углях нового дня...
2010
Когда мы были молодыми
Боре Гохману к Круглой Дате
Хорошо, когда гараж
Не у черта на куличках.
Хорошо, когда этаж
Весь в твоем владеньи
личном.
Телескоп, что у окна, -
Для учета звезд в созвездьях,
А секьюрити –
она
Чтоб не писяли в подъезде.
Хорошо, пиар когда -
Развеселая бодяга,
И заморская еда
Вся из города Чикаго.
Когда мы были молодыми,
Когда мы были молодыми,
Мы это видели в кино:
Они гниют в угарном дыме,
А нам все Родиной дано!
Что ты там ни говори,
А не лгал первоисточник:
Где нажива, там и риск,
Все так шатко и порочно…
И не хочется судьбу
Разделять, конечно, Боре,
С тем, кто пишет "из трёх букв"
На уолстритовском заборе.
Так что нужно сократить
Отопленье кардинально:
Спят, друг друга обхватив,
Боря с Яной в общей спальне...
А утром, сжав в руке обмылок,
А утром, сжав в руке обмылок,
Надев не смокинг, а пиджак,
Сказав "Прости!" голодной милой,
Сам едет в баню натощак.
Ну да кризис, господа,
Скоро сменится подъемом.
Будут мыло и еда
В каждом гохмановском доме.
И - вохотку алкоголь
И - друзей столпотворенье.
Боря Гохман, мы с тобой!
Но пришли не на варенье.
Столько прожито годов,
Что сказать удобный случай:
Боря, ты - как то бордо:
Ты с годами только лучше!
Когда мы были молодыми,
Когда мы были молодыми,
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные цвели.
Вот.
2009
Марине Цветаевой
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, -
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
(М. И. Цветаева)
На южной стороне, у каменной стены,
Под земляникой - той, которой слаще нет,
В Елабуге, в стране восточной стороны
Земли, что в трёх шагах от Солнца для планет,
Которое в хвосте у Млечного Пути,
А сам он заплутал тропинкою в лесу
Без края и конца. Тебя легко найти.
Под земляникой - там, где сон земли и суть,
Куда сочится тень благоуханных лип,
Где ягоды растут большой величины.
Не точный домициль, а просто - у Земли,
На южной стороне, у каменной стены.
2.
Пристраститься к стихам, причащаться,
Наизусть распевая псалтырь,
Как обряд незатейливый счастья -
Ни икон, ни свечей. Только ты.
Ты отпела, уйдя неотпетой.
Табуретка - не плаха, и шаг
От неё, от себя на рассвете
Совершило не тело - душа.
Если буду в Елабуге ночью,
Не приду на могилу скорбеть,
А звезду отыскав одиночку,
Прошепчу: "Доброй ночи тебе".
Не уверен, что точно узнаю -
Ты и в небе, как здесь "у стены".
Безымянна, иконка ночная
От дневного меня сохранит -
Децибелов дебильных, могущих
Псевдозвёздами вырядить всё.
А стихи и любовь, обеззвучен,
Звездопад мне в ладони снесёт.
Я уйду из-под неба и свеч, но
Не боюсь одиночества там.
Может, встретимся... Вряд ли, конечно.
Но под звёздами сладко мечтать.
2014
Моей Пиаф
Откуда эта ласковая сила,
И шёпот страсти, что в тебе гремел,
Да так, что пролетавшие таксисты
К тебе рулили, искушая смерть?
Как объяснить ту странную красивость
Уродливых, неровных пальцев рук,
Что размягчали сердце и месили,
Лепя любовь из боли и разлук?
Из ничего, из горя и страданий,
Утраты дочери, мужчин, любви,
Но стала всем, и - Франции устами,
Когда ты тихо пела "с'э ля ви".
И, морфий принимая ежечасно,
Сама - наркотик в скорбное житьё.
Ты - Женщина, Которая Несчастна,
Но хочет счастья и о том поёт.
2014
Мошенникам, лгунам и политикам
Ты складно говорил на многих языках,
Но даже на родном - с акцентом иностранца.
Слетали птицы с крыш над шляпой дурака -
Он так кричал "Виват!", что чуть не обосрался.
И ты нуждался в нём, и он искал враньё.
Когда есть спрос на ложь, всегда есть предложенье.
К мечтателю с мошной мошенник (без неё)
Всегда сочил любовь, как у мужчин и женщин.
Поддельный аттестат, большой пиратский клад,
Наследство без истца, по лотерее деньги
И крохкий, как маца, (без подписей и дат)
Папирус из Афин, "нисколько не поддельный".
Тысячелетний Рейх и третий Халифат,
Невиданный Скачок, победа коммунизма...
И падает лапша в "приправденный" салат,
И вот уже запор, болезненная клизма.
Ты канул в Лету, граф, но дух доселе жив -
Покуда ест дурак, не сгинуть калиострам.
Правдоподобность есть во всех рецептах лжи.
А подавать на стол - патриотично острой.
2014
Осторожно - Тихон Океанович
Мне мыс этот - только опорой на время. У мыса,
Осмысленность имя которому, с ветром в лицо,
Что гонит ко мне, чтоб испытывать, разные смыслы,
Я снова заложник рассказа с неясным концом.
Размеры масштаба и зыбкость песчаного пляжа
Пугают и страхом, и ворохом как бы бумаг,
Стаканчиков да кочерыжек, и полная лажа
Предвидится очень заранее в мыслях ума.
Но вдруг постепенно и сразу, и вновь постепенно
Какие-то волны, и, может, не волны (а что?)
Подносят мне пульпу (не плёвую белую пену),
Что нервом зубные коренья питает у ртов.
Глубокое море становится глубже и суше
(С т. зрения вкуса вина или горла, что пьёт).
И как бы, и что ли водою становится суша,
И снова - обратно, возвратно и наоборот.
И плещет Солярис, зачем - не понятно и ради
Каких откровенных для нас откровений на дне,
А щёку мою мне какая-то женщина гладит,
А может, не женщина это. Не щёку. Не мне.
2014
Отцу Гауку
Теперь не уходят из жизни,
Теперь из жизни уводят.
И если кто-нибудь даже
Захочет, чтоб было иначе,
Опустит слабые руки,
Не зная, где сердце спрута
И есть ли у спрута сердце...
(АБС, "Трудно быть богом")
Я помню глаза твои, Гаук.
Теперь в них - одно удивленье,
Что выклюет птица. Другая -
Твой синий язык, чем от тленья
Спасёт его. В подполе лавки
Не тронуты рифмы-кинжалы -
Ножи для метанья по власти.
Всё то, что разграблено - ржаво.
"Теперь не уходят из жизни" -
Уводит чесночная серость,
Что слабость свою обнажила
Под словом, что хлещет по нервам.
Ты спрашивал: "Есть ли у спрута?.."
Мой друг - только то, что он чешет,
И рот для жратвы, что покуда -
Лишь славит порядок в харчевне.
А все, что ему бестолково,
Преследует низко и люто.
Но жизнь и поэзии слово -
Для сердца без подлого спрута.
2014
Пабло Пикассо
"Я могу рисовать как Рафаэль, но мне понадобится вся жизнь, дабы рисовать так, как рисует ребёнок"
(Пабло Пикассо)
Я тоже так могу - наляпать слов,
И исказить их, и добавить мата,
Вибратором для холостых умов
Изысканно ввернуть "ревербератор".
И заявить, что я могу - как Блок,
Но хочется - как маленький ребёнок:
"Скажимнемамаласковоеслов
анеругайсяотмоихпелёнок".
Я обнажённую под бюстом и с листвой*
В сортире бы, наверно, не повесил.
А "Гернику" (херня ведь - хоть ты вой!)
Я не купил бы, будь богат я. Если б.
Прощал - как издевательство, учтя
Твой голубой и розовый (но меньше).
Периоды прощаю - не дитя.
Но не у живописцев, а у женщин.
*"Обнажённая, зелёные листья и бюст" - одна из серии сюрреалистических картин 1932 года, на которых Пабло Пикассо изобразил свою новую возлюбленную Мари-Терез Вальтер. В марте 2010 года была выставлена на торги аукционным домом Кристис и впоследствии продана неизвестному коллекционеру за 106 482 500 долларов (прим. автора).
2010
Пора и время
Когда на башенных часах -
"Пора!" и "Время!",
Шиньонам, крашеным усам
Не скрыть старенья.
Белить лицо - лицо терять
И "гостем-счастьем"
Не уходить, торчать в дверях
И всё прощаться.
Лукавя пикселем, соврёт
Экран о теле,
Маня к развалине народ
На новоселье,
Где пыль - в глаза, чтобы дыру
Упрятал морок,
Где хороводы из старух,
Которым "сорок".
Ты обманул года, друзей
Поющим старцем?
Уйди достойно, как Мирей*,
Чтобы остаться.
Седин не крась у рубежа,
Мороча залы.
Зачем от снайпера бежать?
Умрёшь усталым.
*Мирей Матьё (прим. автора).
2014
Поэтессе
Как будто меня за руку держа,
Ты шепчешь, не желая отпустить:
"Вот на песок легли следы ужа.
Смотри же - настоящий серпантин.
Вот истребитель мух и комаров
Промчался - стриж, и не оставил след,
Запомнилось. Невидимым пером
Я тень его черкнула на земле.
Она исчезла, но легла в строку".
Теперь и я увижу, раз пришёл.
Ты не старалась - это просто вкус.
Поэтому и вышло хорошо.
2014
Природа лона такова
Природа лона такова,
Что, если ты мужской породы,
То, выйдя на него едва,
Ты забываешь о погоде.
И природе.
В Булонский лес не далее коттеджа лесника
Я заходил, чтоб обсуждать Верлена,
Который так напоминал Тараса*,
Что крестное знамение рука
Стелила тайно. Это осуждать
Я приходил с лесничим-педерастом,
Который в рот уже не брал,
Решив мужчиной постепенно
Стать самому. Он прав.
(Он всё шутил, что лучше стать супругом
своей руки, чем потокать потокам)
Весна. Париж обляденел,
Я по блядям ходил поджарым.
Они стелились в ноги мне,
И я по этим тротуарам
Как во сне
Всё шёл... Как было хорошо! И в Нотр-Дам
Я забредал на отдых, где монахинь
Спокойные и благостные лица
Так не похожи на мордашки дам,
Как писсуар, фарфорово публичных,
Которые пошлют когда-то на хер
И ремесло, и гильдию свою
(Как эти это сделали отлично)
И с теми "Аллилуйя!" запоют.
*Имеется в виду Тарас Шевченко, см. его портреты (прим. автора).
2014
Сальвадору Дали
Часы идут, великий мастурбатор*,
Но стрелки стали, как твои усы -
Торчат торчком на этих циферблатах,
Развешенных тобою, как трусы,
Замаранные самолюбованьем,
Не стиранные Галой** никогда -
Яичницей, пролитой в кружева и
Чулки натурщиц в разных городах.
Твоих картин безвременную повесть
Читаю, словно лживый твой дневник,
О правде никогда не беспокоясь,
Ища твоё отображенье в них.
Часы идут, но лишь в реальном свете.
А вздор и вечность - по твоим часам.
Ты был поэт, и я люблю поэтов,
Немного ненормальных, как я сам.
*"Великий Мастурбатор" - название одной из картин С. Дали (прим. аврора).
**Галина Дьякова - жена С. Дали, которую он звал Галой (прим. автора).
2014
Сантьяго Калатрава Вальс*
Это - арфы лицо наклонилось к земле,
Это - ванты корветов и вёсла галер,
Это - веер двуручных толедских мечей,
Из-за туч водопады лучей.
Это - всплески ресниц удивлённой волны,
Что застыла в момент торжества крутизны.
Клокотала, неслась, но по крику "Замри!"
Замерла и над пирсом парит.
Это - шёлковых шарфов письмо на ветру.
Это - выкрик любви "Никогда не умру!"
Это пальцев сцепленье и нити станка,
Что соткут красоту в облаках.
Это тысячи лет нам выносит прибой,
Это даром природы хрустит под ногой.
Близорукость и лень наклонять себя за...
Ты из тех, кто подносит к глазам.
*Полное имя (исп. Santiago Calatrava Valls) испанского архитектора и скульптора (прим. автора).
2014
Светопреставление
Вспоминя "Грозу" Павла Когана
Когда барометру всё ясно,
И ветра нет совсем. Когда
Природа с виду не опасна,
Обманом кажется беда.
На сцене - диалог о лёгком,
Простом и длящемся добре.
Но птица, что живёт полётом,
К земле прижавшись умереть,
Вскричит о светопреставленьe
Без предварительных афиш -
Явленьем ночи вожделений
На гулкие подмостки крыш.
Потом из хлябей или трещин
В небесном дне падёт гроза,
Хмельным возницею захлещет
По падшей лошади глазам.
Размашисто прижмутся ветки,
Боясь осиротеть, к стволам,
К ветвям прильнут их листья-дети,
Чтоб не остаться без угла,
А жалоб ставен о свободе
Сорваться с петель не постичь,
И желобa водоотводов
Не могут лихо отвести.
Но вдруг, как будто за кулисой
Рубильник кто-то дёрнул вниз -
И жить оставшиеся листья
В неспешной болтовне слились,
И всякий мусор от природы
Лежит, как крошки на столе,
И врёт барометр погоду,
Как все железки на земле.
2014
Сестре по перу
А. П.
Ах, ты, чёртов гормон, ты гармонию ищешь, но рушишь
Простоту красоты, её светлый безбрачный шатёр,
Подчиняешь и лжёшь, и ворочаешь флюгером душу,
Совершенство любви оставляя для братьев, сестёр.
Значит, старшим твоим (по годам от рождения) братом
Я приду на порог, чтобы ревностью не наследить,
Чтоб остаться с тобой, а не шляться туда и обратно,
И простую любовь подарить просто так - посреди
Этих чистых простых и всегда понимаемых строчек,
Что струятся ручьём, как волос водопады у глаз.
Мнится, видишь до дна, но оно ускользнёт многоточьем,
Самородок блеснёт, но рядясь под обычный кругляш.
Ты идёшь, а прибой собачонкой бросается в ноги,
Платье - парус тугой, расплетённые волосы - флаг,
Подберешь ли стекло или камушек, с виду убогий -
Всё ложится в строку, всё находит и место, и лад.
Красота - в простоте, будь то формула, стих или чувство.
Никогда - в наготе, с половиной другой или без.
Есть на свете любовь, что не ляжет на ложе Прокруста,
Потому что она дополненья не ищет себе.
2013
40 дней без друга
У смерти когда-то прекрасные были глаза -
Глаза голубые. А выплакав их на потери,
С глазницами-дырами путает дни, адреса.
Но есть поводырь, говорят -
тот, в кого я не верю.
У смерти когда-то была за спиною коса
(Не та, что теперь). К ней - прекрасные губы, конечно.
Их съела печаль,
искусала печаль без конца -
Так много сердец ей пришлись обеззвучить навечно.
Приходит к друзьям наугад, никогда не стучась.
Ни злобы, ни мести. Лишь тех, кто остались, калечит.
Так мир продолжает себя, и она - его часть.
Я всё понимаю, но разве от этого легче?
И вот продолжаюсь. И даже порою живу,
Когда разжигаю костёр, чтобы греть или греться.
Но строки,
печальные строки сегодня плывут
И гасят огонь, наводняя и разум, и сердце.
2014
Стихопрядение
Русским поэтессам
Соедини свирели строк
В короткую цевницу,
Приходит песня на порог,
Сочится и струится.
Волокнами напев и боль,
Единство нитяное.
Стихопрядение, любовь,
Скамья, окно резное,
И песня долгая, как жизнь,
Как нитка до погоста,
А узелочек окажись -
Пойдет в изнанку просто.
Их очень много, но не ты
Рвала судьбу на части.
Под кружевами красоты
Упрятаны несчастья.
Усердие родит тепло
От музыки и шерсти.
Кокошник - нимбом над челом.
Поэзии предвестье.
2015
Сыну Глебу
Когда-нибудь прочтёшь, а может, не прочтёшь.
Невелика беда. Другие пишут лучше
(Где мысли - не харчо, и строки - не очёс).
Ни пользы, ни вреда, наверно, не получишь.
И собственную мысль ты вырастишь в себе,
Которая - умна, нова. И ты поверишь,
Что прошлые умы, ища, ломились в дверь,
А истина - она покоилась у двери.
И ты напишешь стих, а может быть, не стих -
Такие же слова, что написал тебе я,
Чтоб внук, прочтя, притих и не поверил в них,
Уже свои права на истину имея.
2014
Тане
Татьяне Б.
Душе не жить без пищи для души,
Которая без пищи погибает.
И щи - они тогда уже не щи,
А музыка. Для тех, кто понимает.
Скрипач, к примеру, должен есть обед:
С салатом, супом, мясом и компотом.
Иначе звук, им явленный во свет,
Резнет полуприличным анекдотом.
Как многогранна, как искустна ты,
Души запросы удовлетворяя -
Будь ты у жаром пышущей плиты
Или, пылая жаром, у рояля!
2008
Ф. Б.
(К 25-летию, он сам знает чего)
Мне нравятся и люди,
и понятья,
Что вечно ускользают из сети
Единой дефиниции.
Объять их
Сложней,
чем просто вслух произнести.
Игра, к примеру.
Солнца луч играет.
Играют дети. Брокеры с утра
Свою игру на бирже затевают.
Играет кровь.
"Вся наша жизнь - игра..."
И ты играешь…
Влагой на лaдони,
Сочась сквозь пальцев-слов тугой капкан,
Картин ценитель,
коньяка поклонник,
Гурман
и нежный муж,
и музыкант…
2008
Футбол
Итак, Равель, запустим болеро,
Раздоры с револьверами в ведро -
Пусть будет перемирие футбола.
И богу - богово, мужчине - праздник гола.
У Колизея круглые бока -
Противоречия он закруглит пока.
Мячи - мечи кинжального прорыва.
Подушки на арену, хлеб и рыбу.
Равель, ты слышишь этот гром литавр,
Волынки возгласы, что недоступны ртам?
Крестьяне и сеньоры на трибуне,
Где - карнавал и маски, козырь - бубны.
Я вижу темы истовый мотив,
Короткой "ноты" не желая упустить.
Равель, мне всё понятнее с тобою.
О, болеро! Священный танец боя!
2014
Холмсу
Наркотик-скрипка, звуков странный ряд
Да ночь. А нет мелодии - и хрен с ней!
И англо-кошки уши навострят -
Не март, но - о любви,
с их точки зрения.
Как зло ли ты искал её вокруг -
Гармонию, любовь - и тот же метод
Использовал. Дедукция, мой друг,
Не проникает в женщину заметно.
А логика прекрасная твоя
Отскакивает мячиком от стенки.
Испробовал дедукцию и я.
И перешёл к гитаре постепенно.
Опять терзает скрипка Бейкер-стрит,
И трубка-саксофон - во рту дугою.
Уже соседка ставнями гремит,
Уже коты, соперничая, воют.
Ищи же в ней, что в женщине нельзя
Найти, постигнуть и очароваться.
Пусть ты и Ватсон - только как друзья,
Иного не потерпит миссис Хадсон.
2014
Хоме Бруту
Ты, брат Хома, молитв ночами не бубни -
Надеясь, не плошай и мелом на полу
Окружность не рисуй. Чертям черты границ -
Как хрякам "Отче наш" да образа в углу.
Им только б, напугав, кусок души отжать,
Дабы и там ставок - болотом, а в саду
Гнилых червивых груш-уродок урожай
Повис на околот под праздную елду.
Всё зло и колдовство, и всемогущий Вий,
Летание в гробу и на тебе верхом -
Для темноты ума и страха, что в крови.
Оно сползёт под пол, услышав петухов.
И ты, дружище Брут, на панночку взглянув,
В глаза ей плюнь, свои - не опуская вниз.
Не похоронит зло псалмов напевных нудь,
Философом, бурсак, свой страх похорони.
2014
Цурену Правдивому
Назад не возвращайтесь никогда
Или умрите под несчастным кровом*.
Судьбу и голос кораблю отдав,
А родине отдав её швартовый,
Петлёй душивший, обескровя мозг,
Ты голосом - и молодым, и новым -
Выкрикивал прощальный свой сонет.
Куда лицо твоё обращено?
Туда, откуда ветер, но не правда.
Туда, где всё давно обречено,
И где стихи опаснее отравы.
Найди тот край, где животворен стих,
Что упадёт, целителен для раны,
Как лист увядший падает на душу...
*Для всех, кому эти строчки покажутся непонятными и/или неуместными, скажу, что это - напутствие
Э. Ремарка всем эмигрантам (прим. автора).
2014
Чемодану и другу
Твоё звучание не то, чем клеют дам -
Озёр мерцание, свечей, очей и вёсен.
Полезен больше ты, чем женщины без вёсел.
И ты не куксишься, мой старый чемодан.
Я не дарил тебе дизайнерских чехлов.
И не навешивал на ручки финтифлюшки.
Перегружал порой и, на повозку плюхнув,
Тараном кожаным - на приступ городов,
Отелей, "Боингов" и косности житья.
К сраженьям с мельницей ты нёс мою зелёнку -
Чернила - высказать (а кровь плевать в сторонку),
Что в бытие любом так много от битья.
На всех кругах моих с диаметром Земли,
На всех игрушечных машинках и лошадках
Ты - верный Панса мой, на первый класс не падкий,
Простой, приученный к валянию в пыли.
Я узнаю тебя в кружении всегда -
В коловращениях багажных каруселей,
В тебе всё нужное мне для письма в постели,
И дневники мои, где я ношу года.
Но ты спроси меня: я прав или не прав,
Когда, приехав, я опять тебя пакую -
Уставшим бобиком, что за машиной дует,
Так и не знающим, что делать с ней, догнав.
Меня, как всякого, без объявленья дня
За ручку выдернут из этой карусели.
Да - на последнюю тележку одиссеи.
И всё продолжится, но только без меня.
2014
Юлию Петрову (посмертно)
Не спрошу, сколько грех волочить,
Есть ли что впереди да и светит ли,
Потому что кукушка смолчит,
Только ворон картаво ответит мне.
Тороплюсь от тоски и вины
В покаяньe отчалить от грешного
До того, как подошвой спины
Я взойду на ступеньку столешницы.
Не боюсь осужденья в глазах,
И не может быть глаз у встречающих,
Опасаюсь пустынный вокзал
Увидать и заплакать в отчаяньи.
И, пока колешу по земле,
Я прощенья прошу у покошенных
Пулеметной косою стеблей,
У солдаток, сиротского крошева.
У встречавших над общностью рва
Свою пулю, не став даже розовым,
У невинных, кто жилы порвал,
А помянут БК папиросами.
Повинюсь, хоть убиты в ночи
Не в моих временах после варварских,
Но в мои - не кричал "Палачи!",
А талон на стихи отоваривал.
Повинюсь за себя и за всех,
Кто боится зайти за околицу.
Я взошел бы к тебе. Только - грех.
То желание крестиком колется.
2015