О жизни как о важной составляющей
***
Бреду по строчке ёжиком в тумане.
Проступит что-то контуром, обманет,
Коснётся сзади, обернёшься - нет.
Обрывки сна в другом каком-то сне.
И клочья смыслов порванной газетой -
То сорванные с гвоздика клозета,
То вздорность завтрашних передовиц
О жизни, смерти, счастье и любви.
Салат противоречий и осколки
Созвучий, недорифм и недомолвок,
И комната пустая в зеркалах,
Чья кривизна зависит от угла
Прозрения, что быть не может полным,
Как сказанная правда не была.
2015
Жизнь
Года, как столбы телеграфной судьбы,
Мелькают в окошке замурзанном,
Колеса стучат "если бы да кабы"
На стыках событий разнузданных.
Мне вверен последний плацкартный вагон -
Скрипучий, разбитый, загаженный, -
И время для чая, и я вдохновлен
Заботой о временных гражданах.
Вот в этом купе - только карт перешлеп.
Замызганный столик лупцуемый -
В остатках питания, с надписью, чтоб
Все помнили Вову из Зуева.
А водки слеза заливает глаза
В соседнем, где щеки наждачные.
А дальше - дела (как бы это сказать?)
Внебрачные или же брачные.
Напротив, неброский в своем уголке,
Сидит гражданин независимый
И смотрит в окно. И не то, чтоб в тоске,
А так - отстраненно, но пристально.
Он смотрит, слегка отраженный в стекле
Со всем, от чего отстраняется,
И видит луга на прекрасной Земле,
И пишет дрожащими пальцами.
Остыл его чай. Ну, а я по пути
На свежий сменю, жаром пышащий.
Он вздрогнет, прервавшись:
- Мне что - выходить?
- Нет-нет, это чай.
Поживи еще.
2014
Красота зверя
Я неуклюж в тулупе, я - как лапоть,
Но направленье ветра понимаю.
Седая ель упрячет и облапит,
И снегом по глаза запеленает.
С ресниц его сморгну, и я увижу
Немыслимо красивое созданье.
Рога - торчат ветвями, неподвижен,
Драконовое из ноздрей дыханье.
Патрон в приёмник - как ребёнка в люлю.
Сидит в нём смерть. Оленя ли, моя ли?
Последний шанс не здохнуть. Упущу ли?
Промажу - и оленю фарт привалит.
Затвор скользит вперёд совсем бесшумно.
Ресницы снег водою отпускают.
А может быть, я плачу неразумно -
Так жаль, что жизнь печальная такая.
Ворона - надо мною. Повернулся.
Едва ли он залюбовался мною.
Глаза в глаза, а между ними пуля -
Ещё летит свинцовою слезою.
2014
О важности количества смерти
Я газету беру и, шурша предпоследней страницей,
Близоруко глаза приближаю, читая петит,
Где всего пара строк или строкам предшествуют лица -
Этих лиц никогда не состарить и не изменить.
Возвращаясь туда, где несчастия и катастрофы,
Я не щурю глаза - отвожу их в желанье одном
Уберечь от чернил, зарядивших заглавные строки,
И роняю листы, а глаза устремляю в окно.
Там идёт мелкий дождь, и я вижу - там капелек много
Погибает вразброс, ударяясь то в лужу, то в зонт,
Сообщая про смерть малым всплеском. Петит некрологов
Не волнует людей - так привычен дождя горизонт.
Я представлю на миг: если море низвергнется с крыши
Затопляя всех нас, кто безвестен, как я, у окна –
То заглавия шрифт соразмерят со счётом погибших,
Словно смерть одного никому на Земле не важна.
2013
Однажды в среду
Я убивал. И много. Время мне
Выписывает счёт за все ущербы,
Но глаз - за зуб. На челюсть мёртвых дней
Не хватит двух зениц для возмещенья.
Я расплачусь. Картёжные долги
Отдать считал всегда вопросом чести.
Играл и убивал, и вечер гиб,
Но - в долг.
Теперь он кредитором в кресле.
Ни зрением и ни дрожаньем рук
Я не хочу сквитаться под часами.
Пусть лучше стрелки навсегда замрут,
Повиснув ницшеанскими усами.
На ходиках - без четверти четверг.
С двустволкой на коленях жду кукушку.
Появится - и я дуплетом вверх
"Ба-бах!". А гирьки задрожат, как груши.
Среда замедлит, остановит бег,
Печально улыбнётся на пороге,
И мне погладит палец на ноге,
Что жизнью долг переплатил немного.
2014
Ползут ли эти тени облаков
Ползут ли эти тени облаков
Или - как спринтеры с рукою на отмах,
Земля всё с той же скоростью - волчком,
Бочком под солнце, теменем во льдах.
За вторником увяжется среда,
Чтоб шелкопрядить календарный шёлк,
А "я остался" вытеснит всегда
Печальное сегодня "он ушёл".
И рассосётся горестный комок,
И пища будет в горло проникать.
Всё утрясётся без тебя само,
Уложится, уляжется в стихах.
Ведь ты же, не обидишься, скажи?
Ты сам бы не печалился до тла.
Тебя недолго будет помнить жизнь,
Ведь ты не сделал никакого зла.
Ползут ли эти тени облаков,
Или - как спринтеры с рукою на отмах,
Земля всё с той же скоростью - волчком,
Бочком под солнце, теменем во льдах.
2014
Там нет
Там нет и малой пустоты,
Чтобы, вздохнув, сказать: "Как пусто!" -
Дышать там нечем, а кресты
"Ничто" пометили, капустным
Листом скрывающим "ничто",
Которое набилось глиной
В отверстья глаз и полость ртов
В привычке скорбной и старинной.
Когда от друга: "Ничего" -
В ответ на "Как дела, приятель?" -
Ему пора давать отвод
Как соискателю объятий.
Когда услышишь: "Да никак" -
В ответ на "Как ты поживаешь?",
То знай, что кровь в его висках
Уже сгустилась, остывая.
Я чту и ложь, и смелый блеф,
Когда, меня храня от скорби,
Свой шаг последний на земле
Мой друг
пройдёт со мной,
не горбясь.
2014
У сна всегда есть привкус увертюры
У сна всегда есть привкус увертюры и
Пролога, предисловия, вступления,
Ознакомления с текстурой и фактурою
Тех тканей, что не отвращают тления
Маслами, а простынкой служат драною,
Но могут стать и саваном, когда они
Глаза и лоб упрячут, несмеяными
Схоронят губы, зубы и миндалины.
Не все прелюдии начнут печальный реквием -
Будильником сердечная достаточность
Запустит фугу дня, где - повторения
Мелодий беспардонности с бестактностью.
Уснул мой друг. Он верил - за аккордами
Другая жизнь с лицом под белой простынью,
А я всё просыпаюсь утром с кодами
И с пульсом, и поверить в то непросто мне.
2014
Холод
Стоял февраль, он был неравнодушен.
Жесток, наверно, но небезразличен,
От холода недвижимо задумчив,
Скорбя о том, что он - расплата птицам
За их свободу. Всё имеет цену.
А птицы просто умирают с лёта
И на снегу лежат, как невезенье.
И даже кошкам жрать их неохота
В такой мороз - они тверды, как камни.
Пушистые примеры примитива.
А люди с посиневшими чертами
Исходят паром, как локомотивы.
Со льдом намёрзшим провода - как цепи.
И тоже гибнут связью примитивной.
И рвутся, и потом висят, как плети,
Наказывая коммуникативно.
Горят камины, печки и надежда,
Что скоро эта пытка прекратится.
Февраль. Печаль. И тёплая одежда.
И смерть в полёте безодеждным птицам.
2014
Чтоб видеть жизнь
Садится солнце. Листья на просвет
Похожи чем-то на скелеты рыб,
А крона - словно косяка скелет,
Что стаей вертихвостил до поры.
Чтоб видеть ветер, должен прах лететь,
Газеты старой трепыхаться труп,
Чтоб видеть жизнь, необходима смерть,
Отпавших мыслей шорох ввечеру,
И женских прядей сполох над крыльцом,
Ласкать лицо которым не всегда,
Лицу не вечно радовать лицом.
Судьбу крыльца легко предугадать.
Аперитив не будит аппетит,
Как голод жизни и её размер,
И некролога скромного петит,
Живым напоминающий про смерть.
2014
Посещения
Барон Пампа
1.
Барон, я вспоминал всегда Рабле,
Когда закуски, словно ветер - листья,
Сметали вы. Что было не столе
Вы запивали реками вина.
Была харчевня яствами полна,
А после вас - пуста, как небылица.
Чревоугодны в ваших ременах,
Ни честь, ни вкус не портили в столице.
2.
Не узнаю́ вас, доблестный барон!
Вы - полбарона нынче под рубахой.
Уверен, дичь из постных макарон
Смягчит удар от разносолов нар.
Я вижу в этом новый Арканар,
Где грамотеи волокут на плаху
Таких же грамотеев, чья вина -
В оплёвыванье жлобства и монахов.
3.
Барон, вы, сторонясь придворных тем,
Не разбираясь ни в богах, ни в бесах,
Предпочитали всё-таки чертей.
Теперь поклоны бьёте до еды,
А на лице - покорность и следы
От слёз патриотических на мессе.
И Ордену пожертвовав пруды,
Не славите скульптурность баронессы.
4.
Обжорство - не антоним доброты
(Но злость порой сопутствует колиту),
А благородство не сулят посты.
Вы были всем примером торжества
Кровей, что голубее шляп на вас.
Сегодня серый лавочник - элита,
На троне - смерд, а при дворе - братва
Из подворотен, что мочой политы.
5.
Так серость чернь рождает на земле,
А чернь в одеждах белых множит серость.
В последней белизне на корабле
Поэт-изгой выплакивал сонет
Земле, в которой цвета больше нет,
А только - фарисейство для карьеры.
Его строка напомнила во сне,
Что скотству по зубам не все примеры.
2014
Мария
1.
Божественна и женственна, как рифма.
Слова с бородками лежат ключами,
И, если подберу их, отвори мне
Приходов содержание. А чайник -
Молчанию на темечко. Тогда он
Вскипит, распространяя приглашенье
К столу. А на столе преобладают
Предметы, что способствуют общенью.
Что под твоим мафорием, гадаю...
Должно быть, палестинское брюнетство.
Иконописцам доверял когда я?
Когда иконкам верил интернетным?
2.
Сегодня - без младенца на пороге.
И поступила правильно, пожалуй,
Поскольку, да простят мне это боги,
Мужчин младенцы, в целом, раздражают.
Он в прошлый раз (двухмесячный ребёнок!)
Порядок нарушал в библиотеке
(Куда-то делся "Золотой телёнок"),
Ведь боги непосредственны, как дети.
Благословив моих стихов правдивость,
Сходил украдкой на горшок с бегоньей,
А та как древо плод мне уродила.
Боюсь вкусить - ещё с квартиры сгонят!
3.
Тебя как вечный символ материнства
Боготворю, разучивая "Ave..."
И Шуберта, и Баха. Ты, Мария,
Поверишь ли, что предавался "Аббе"?
Рожать детей на крест, на смерть от яда
И на костёр - мучительно и трудно.
Никто не помнит матери Сократа -
Не свята ли, как мать Джордано Бруно?
Ты образ и простой, и величавый -
Рождающей нас Матери-Вселенной,
Поэтому давай-ка выпьем чаю,
И я, прощаясь, преклоню колени.
2014
Понтий Пилат
1.
Увлечённый чужою судьбой,
Догадался не сразу, что - он.
Ведь песок на ковре, как любовь,
Замечаешь, когда - босиком.
Аромата престранность за ним
(То ли пот, то ли масло олив),
Отпечатки на "Химии глин",
Пролежавшей столетья в пыли.
От присутствия - запах, песок,
Открывание книги ещё,
Защитившей когда-то висок
От убийственного "Незачёт".
2.
Принимание мозгом всерьёз
Персонажей и сущностей тем,
Предположим - значения розг
В воспитании женщин, детей,
Или видов генезиса глин,
Что - и почва, и материал
Для создания тел из земли
Для души виноградного "я" -
Нараспашку задумчивый дом.
И находишь в нём гроздья лозы,
Лепестки и гончарности лом,
И помаду, и русло слезы.
3.
А теперь новый гость вообще
Представляется, бродит во мгле -
В необъятной накидке-плаще
(Прикрывать волосатость колен).
Я уверен, что это - эквит
(Псевдоним - Золотое Копьё)
Принимает телесности вид,
Преступает сознанье моё -
Как приходит в дома Иисус
И кладёт свою длань на плечо.
И "Аз есмь" раздаётся из уст
(И "Аз ох ун вэй!", может, ещё).
4.
Прокуратор приходит из тьмы
(А протянет мне руку - пожму),
Сообщить мне неновую мысль
И поверить в неё самому:
"Отвечал за распятье гонца
Посылавший его как слова.
И, блюдя гигиену лица,
Мои руки тогда умывал."
Прокуратор, я знаю - глаза
Загноились в веках от плевков.
Оправдаю тебя? Как сказать...
Но скажу, безусловно, стихом.
5.
Улыбнётся: "Спасибо, что встал
Дружелюбно и руку пожал." -
(А рука его - твёрже, чем сталь,
И глаза - заострённей ножа.) -
"Справедливо понятье твоё
О статисте "вершащем" дела."
Промолчит Золотое Копьё,
Не назвав - чья же воля была
Распинать на Голгофе слова,
По которым никто не живёт.
И поникнет его голова
С поседевшим колючим жнивьём.
2014
Сократ
1.
Ввалился усталый. Была уже полночь.
Не знаю, как был он далёк.
Нашёл мой бокал, зинфанделем наполнил
И с ним на диване возлёг.
"Поесть не найдётся?" - "Конечно! Сейчас!". Я
Сварганил ему бутерброд.
Он на пол отправил салями и масло,
А булку - кусочками в рот.
Жевал обстоятельно, сёрбал и чавкал,
И крошки ронял на паркет -
Совсем не великим и не величавым
В хитоне по моде тех лет.
Потом захрапел человеком с одышкой,
Протяжно и смачно рыгнув.
Я плакал... Чтоб ветры Сократа не слышать,
Допил зинфандель и уснул.
2.
Сократ, умываясь, воды наплескал мне,
Что в лейке была для цветка.
Я кашу сварил и густое какао,
Но он попросил молока.
Он видел, что я был расстроен вчерашним,
И хитро смотрел мне в глаза,
Трусил бородою с застрявшею кашей,
Потом, улыбнувшись, сказал:
"Как много трудов на сокрытие скотства
Потратил уже человек,
Но богом не стал, а свиньёй остаётся
С дурацкой мечтой в голове.
А нужно сознаться, принять эту данность,
И, тело остатив тщете,
Душою заняться, растить непрестанно,
Стремиться к её красоте."
3.
Беседовать можно. А спорить с... Сократом?!
О, Зевс! Накажи дурака!
Но с глазу на глаз, без Платона тетрадей
Свидетельских я изрекал:
"Не будем делить всё на чистую душу
И грязное тело с тобой -
Они неразрывны, как море и суша,
А берег им вечный - любовь.
Она обустроила землю как дом свой
И стелет стихами постель,
Постель порождает стихи как потомство,
А то производит детей,
Которые дарят и сумки, и платья,
А с ними - поэмы, цветы.
Как жить красотою без плотских объятий,
Молясь красоте наготы?
Я думал над этим, - продолжил я тихо -
Не вижу печального в том,
Что тело с душою срослось у Ксантиппы* -
Как Верди и, скажем, Виттон."
Старик, и не споря, и не укоряя,
Промолвил: "А яду не дашь?"
Я дал ему водки. Он выпил и, крякнув,
Покинул меня навсегда.
*Ксантиппа - жена Сократа (прим. автора).
2014
Поэзия безумия
I. Ветер
День - над бездной. Эхом ворожит бездонность,
Плачет ветром, студит на щеках струи,
Жжет мне горло липким и крутым бульоном.
Ночью - штиль, и, значит, я не существую.
Ветер космы рвет и удержаться трудно,
Крик из горла кляпом в горло возвращает.
Он наотмашь плетью и печет, и студит,
Черствым хлебом сыплет мне в лицо и чаем
Плещет терпким, дуя в мой халат, как в парус.
Тщатся когти каверзных колючих истин
Впутать разум якорем-веригой, вжаться
В тело мысли, пыткой становясь для жизни.
Мозга спазмом, судорогой мышц я скован,
Топью вязкой обморока дрема тянет.
Этот вечер замер, умертвлен уколом.
В стойло, ветер! Спи и шелести ночами.
Он стихает, ляжет сквозняком у тела.
Дверь прикрыта, свет из узкой щели - нож мне.
Нужно крикнуть, что запрещено мне делать.
Значит - плакать. Это делать мне можно.
2013
II. Утрата
Опять этот стук - я слышал уже, я помню
Настойчивый звук. На что он похож, не знаю.
То тихо, то вдруг, как ржавая жесть - воплем,
То снова - старух шаркающей стаей.
Стучит изнутри, снаружи, и мозг слепя мне.
Как будто, нарыв на солнце открылся где-то,
И гноем зари - мне в прорези век плетями
Сжигающих рифм, мерцающим звуком-светом.
Все кто-то в лицо так больно стучит в том ритме -
И я на крыльцо с разбитым лицом, пленник
Двоих подлецов, я их различаю, лысых
В крови близнецов - искусаных в кровь коленей.
В глазах ее боль - хрустальных, таких хороших.
В них - влага и соль. А имя ее и моря?
Не помни имен! Ведь будет больней и горше -
Со вкусом земли, что ел ты с ладони горя.
Опять этот стук. Я слышал его, лаская
Душистые комья зарытой сырой постели, -
То сердце сквозь грунт, стучало тогда:
"Я каюсь,
Тебя отпустив". А комья в лицо летели.
Ты - в стуке шагов, и в стуке в окно, и в стуке,
Гремящем, как кровь, по капле ронять если
В пустой гулкий таз безумья.
Прерви эту муку,
Стучать перестань, замри навсегда, сердце.
2013
III. Белый цвет
Нет, не помню. Только боли нож, а
Потoм - белый лист.
Словно в вате тонет, странность множа,
Мой мозг-эгоист.
День недели, имя, время, кто же
То катится вниз?
Бинтами сплелись
Дороги Земли.
И cон.
A днём -
Запах хлора, резкий. Больно, плохо.
И - гипса жабо.
В белом снеге только части окон.
А врач, словно бог -
В белом, с добрым всезнающим оком
И теплой рукой.
Склонясь надо мной,
Подарит укол.
Покой.
Постой!
Вот - паук, и рядом - тоже, белый,
На белом столе.
Глажу спины им всегда несмело,
Как спины калек.
Это руки. Чьи, на чьем же теле?
Всё к горлу ползут.
Всегда они тут,
И рядом живут.
Пусть.
Грусть.
Смеха всплески. Дочь. Глаза и косы.
Тепло ее щек.
Белым к дому - дорога, а дом у леса.
Немного еще.
Снег и скрежет. Кубарем вниз, к плёсу -
И темень, а за -
Мне топит в слезах
Вдруг лампа-квазар
Глаза.
2013
IV. Рана
Рана мозга - это хуже всякой раны.
Вот ведь странно - не срастается нисколько.
Режьте руку, даже кость вскрывая рвано -
Будет больно, время вылечит от боли.
Меньше молот изнутри в висок стучится,
Если глаз о мире новости не знает.
Глаз - поверхность раны, нерв её, мучитель.
Или - скважина замочная сквозная.
Если ставнями ладоней уши сжаты,
Если рот - почтовой прорезью с замком, то
Боль слабеет, истекает и не жалит,
Шевелясь, как обезглавленная кобра.
В доме - сумрак, беспорядок, запустенье,
Раковину кран на кухне каплей точит.
Только женщина без имени и зренья -
Память бродит в гулких комнатах до ночи.
Руки женщины без имени и тени
Держат нежно что-то, грея свёртком сердце,
В зеркалах - везде неправильное время
И любовь моя, что умерла младенцем.
2013
V. Врач
Посветишь лампочкой в моё глазное дно,
А я тебе подставлю свой зрачок.
И как всегда мне всё равно,
И не печёт.
О чём
Ты спросишь, глядя мне участливо в глаза?
Что беспокоит, как провёл я ночь?
Стихи писал. А мне нельзя.
Запрещено.
Давно.
Колено дёрнется с ударом молотка.
Твоё - похлопать хочется рукой:
Ты выглядишь, как дочь полка,
Что шла под строй
Нагой.
Обход закончится, и ты пойдёшь домой.
Где суп-рассол, котлеты и пюре.
И дом твой - старое дерьмо.
А я сегодня буду Крез,
Что пьёт "Шартрез".
Собес*
Тебе подачку бросит подновить жильё,
А я палату превращу в дворец.
Там будет шик - антик с новьём,
И плющ увьёт
Торец.
А под балконом будет кладбище сигар,
Докуренных до половины мной.
Не мусор под окном, а парк,
Как рай земной.
Оп-па!
Ты лучше заходи ко мне уже впотьмах.
Я выпишу тебе лекарство-стих -
Как душу греть, когда зима,
Как не сойти
С ума.
*Отдел социального обеспечения. Теперь это называется РУСЗН - районное управление социальной защиты населения, но люди по привычке называют это СОБЕСом (прим. автора).
2013
VI. Полугамлет
Я по ночам в пути, и двигаю ногами,
А простыни в комок сбиваю от "ходьбы".
Не буйный никогда, по кличке "Полугамлет",
Я по утрам ору без "или" только "Быть!"
Как плетью по глазам, встречает утро светом,
Но даже это - жизнь. Загаженный сортир,
Поносное пюре, остывшая котлета -
Не смерть, что по ночам в обрыве на пути.
Едва наступит тьма, я у карниза стыну -
Там насекомость крыс, прыщавость, гнойность их,
Там "Гамлета" всегда вторая половина,
Что воет вверх "Не быть!" от судорог своих.
И я тогда, окстясь, назад - душой, ногами,
А простыни в комок сбиваю от "ходьбы".
Не буйный никогда, по кличке "Полугамлет",
Я по утрам ору без "или" только "Быть!"
2014
VII. Аналитик
Ты слыш, чувак, не уходи пока.
Вот ты, допустим, тоже - очень умный,
А ведь - дурак! И будешь в дураках,
Пока не сможешь правильно подумать.
Теперь прикинь - как много трескотни
Вокруг Майдана, Крыма. Все - об этом.
Одни - за то, другие - против них,
А аналитиков, как я, и нету.
Оно ведь как? С какой-то стороны -
"Долой и гэть! Пакуйте чемоданы!"
А наизнанку вывернуть штаны -
Так все майданы сделаны жидами.
А кем ещё? Ответишь: Вашингтон.
А я спрошу: Рокфеллер - он индеец?
Вот то-то же! Авианосец - он
НЕвианосец (или "не" отдельно?).
А если, скажем, ватку пососать
После укола - спирт во рту как будто.
Анализировать, писать! писать!! писать!!!
Пошла ты в жопу, нянька, с этой уткой!
Ведь там же ясно - мелом на двери:
"Анализирую. Входить по делу."
А где чувак, с которым говорил?
Как - "ты один и взаперти с неделю"?!!
2014
VIII. Операция на мозге
Глаза слезятся и, боясь обжечься,
Затачивают в скальпель яркий свет
От лампы, что висит кругла, как жернов,
Ракеты сопло, (вверх ногами) жерло
Вулкана, ада. И спасенья нет.
Всё - только боль. А зренье боковое
Фиксирует движения других,
И уши слышат, но не беспокоят
Рассудок речью странного покроя -
В нём боли две вонючие ноги.
Но дни как анестезиолог вдуют
В пространство лёгких парка кислород
Сквозь маску повседневности тугую,
И время, как хирург уже, врачуя,
Приступит, оперируя добром.
2014
IX. Шизофрения
Был я один, но с какого-то времени,
Неодиночеством ночью охваченный -
Словно раздвоенный, словно беременный
Другом нечаянным, болью оплаченным.
Радость общения, горькая исповедь,
Близость, родство и восторг - пуповиною,
Искренне, истово, истинно, исподволь,
Сердца ударом, его сердцевиной и
Тем, что не вылечить сном и гипнозами.
Мы вспоминаем историю титрами -
"Помнишь, как немцев мы били на озере?"
"Помню. А помнишь ли Курскую - с "Тиграми"?"
Надвое делимся, как инфузории,
Те половинки - на части (да споро так!).
Нас - легион, где юнцы с синеорами
Римской империи третьего номера.
Что мне уколы - врачебные санкции?
Мне до Ла-Манша пространство потешиться!
Сложные виды погибнут в прострации.
Я - им на смену как полипростейшее.
2014
X. 2024-й год
"Наступит время, когда люди будут безумствовать, и если увидят кого не безумствующим, восстанут на него и будут говорить: "Ты безумствуешь" - потому что он не подобен им" (Преподобный Антоний)
Я, наконец, могу закрыть глаза
На злобных идиотов, словно на´ ночь.
Шумит житейской суеты базар,
Кипят бардак с борделем за стенами.
И здесь бывает шумно - то возня,
То стоны, но смирённого одеждой
С безумцем без рубашки не сравнять -
За стенами, где нет уже надежды.
Пролитая в истериках моча
Смердит, как там, густея постепенно.
Я - тут за то, что приступ изучал,
А не бесился в нём с изустной пеной.
Теперь я здесь, где так свободно жить,
И обо всём высказываться здраво.
Порой на ложке - не отмытый жир,
Но я вскричать "Долой!" имею право,
И вот уже мне чистую несут
Да просят не особо волноваться.
Такие же - постель, сортир и суп,
Но только без насильственных оваций.
2014
Поэзия с той стороны
Я не могу руки твоей коснуться
Я не могу руки твоей коснуться,
Могу лишь всплеском стать в твоей душе,
Что бы то ни было - пускай клише
Кинематографа. Любви минуты.
Так не было. Я целовал тебя,
А ты была со мною, но... за кадром.
И зрителем, который дремлет в каждом,
Оценивала, память теребя,
Сюжет и достоверность мизансцены
По эталонам фильмов о любви.
Теперь я, наконец, в тепле крови
Твоей. Я - память и уже бесценен.
Теперь я существую - не живу,
Едя, дыша, твою сжимая руку.
Я есть. И наконец-то - наяву.
Той яви никогда не стать разлукой.
Ты любишь. И уже ни запах пота,
Ни терпкий привкус утреннего рта
Не искажают красок натюрморта.
Я чист и светел. Снова - как мечта.
2014
Правда о войне
Я - птицей без опоры, без гнезда.
Не держит и не отпускает мир -
Забыться, отдохнуть, чтоб маета
Покинула меня на малый миг.
Сквозь череп пробивается трава,
Найдя отверстие у правого виска -
Когда-то приклонилась голова
К земле сырой да и осталась так.
Жила я в ней и в сердце, что рвалось
Сперва в любовь, потом - в неравный бой.
Томила нежность и пылала злость,
Стихи сходились к памяти гурьбой.
Под высотой, что нужно взять броском,
Где столько рот напрасно полегло,
Я захлебнулась, перечтя письмо,
Что гимнастёрку теплило и жгло -
Девчонка обещала - буду жить,
Гордилась мною, верила. А мной
Пожертвуют, не веря, положив
Заградотряды за моей спиной.
Я в пятки, как решили, не ушла.
А повернулась только голова -
Проститься и смахнуть слезу в обшлаг.
Душою - к высоте, а не в провал.
Я не виню ОГПУ парней -
Не им носить сомненье на лице.
И правый тот висок им был видней,
Чем левый - через "Шмайссера" прицел.
А косточки покоя на нашли,
И маяться над ними вечно мне.
И лжёт тысячетонный обелиск -
Их нет там, как и правды о войне.
2014
Кома
Ласка и боль. Твой приход мне - и пытка, и радость.
Руку опять подбираешь, как бледную плеть,
Сердце стегать или то, что от сердца осталось,
Пальцы сплетя, теребишь, продолжая смотреть
Телу в лицо, что с душой разошлось, но осталась
Общей постель, только в ней - ни друзья, ни враги.
Вместе живут, но уже не планируют старость.
Нет ничего - даже болью не платят долги.
В странный наш дом ты приходишь, как грустная гостья.
Тело молчит, а я каждый твой чувствую всхлип.
Лучше бы мне покружить над тобой на погосте
И оторвать ощущенье любви от земли.
Взвыть, зарыдать, захлебнуться счастливым последним
Криком "Люблю!" с виноватым печальным "Прости..."
В доме моём нет ни корочки хлеба, ни денег,
Нет ничего, даже боли - за то заплатить.
2014
Волна
Здесь волны. Одни бестелесные волны.
Их не с чем сравнить. И одна из них - я.
Пространство - обман. О пространстве не помнят.
Одно колебанье - размер бытия.
Со смертью нырнув в это странное поле,
Без трав и без ветра, без ночи и дня,
Без мысли и без ощущения боли,
Мне трудно решить - есть я, нет ли меня.
И что значит "есть"? Мне задуматься нечем.
Да нет и желания - нечем желать.
А ты - по ту сторону, сгорбившись в кресле,
В себе не устрой благодатную гладь.
Вибрируй, меняй всё, выбрасывай мебель,
Люби и страдай, презирай адреса
И всё постоянство - как призрак и нежить,
Устройство судьбы - как пробор в волосах.
Без этого - смерть, за пределом которой
Ты здесь не пребудешь как вечный прибой,
Что жизни твоей колебаниям вторит.
И я никогда не увижусь с тобой.
2014
Попытка представить
Здесь всё иначе - тем, что нет сравнений.
И даже слова "нет" здесь тоже нет.
Покой? Наверно... Беспокоит зренье -
Пятном на скатерти, дырой в стене.
Ни стен здесь нет, ни музыкальных алгебр.
Вибрация молчания - нема.
Я буду ждать, не торопя, мой ангел.
Придёшь - и всё почувствуешь сама.
Отсутствует таблица расписная -
Что день девятый, что сороковой.
Но к холмику идёшь - я это знаю.
И неотлучно - следом за тобой.
Живу в твоих глазах, в твоих ладонях,
Что целовал, однажды угадав.
Я есть ещё, пока ты это помнишь,
Забудешь - и исчезну навсегда.
2014
Сны
33-й сонет
Мне снился сон, в котором принцем я
Танцую в замке жизни суетливом.
На принцев - спрос, и женщины стоят,
Черёд свой ожидая терпеливо.
И первой - юность девушкой босой,
За нею - зрелость женщиной, а после -
Старухой старость. Дальше - та, с косой -
Последняя, без возраста и носа.
Нет времени, часов не слышен бой,
С них стрелки, словно листья, облетели.
И женщина прекрасная любовь
К другим моё не отпускает тело.
Старуха зла, а та - за ней - не злится,
И что-то правит в гороскопе принца.
2014
Венеция
Глазные яблоки болтались на ветру,
Незрелые ещё, на ветках нервов.
Я бледной тенью вспомню по утру
Всё то, что было красочно трёхмерно.
Ты приходила, как всегда, одна.
Судьба? печаль? поэзия? И, тронув,
Скрывалась в фазе медленного сна
В платке, берете, иногда - в короне.
Порою - под вуалью. Я вуаль
Срывал и находил под ней затылок.
А тело пахло булкой. Карнавал
Бросал в объятья только мрамор стылый.
Венеция под брюхами гондол
Тогда себе ненастье заварила,
И после наводненья или до
Мы встретились в какой-то пиццерии,
Чтоб к Иосифу* успеть до темноты,
Не упустив последнего парома.
Мы были вместе, но потом цветы
Я положил один на холмик скромный.
Ты не вернулась в город. Я гадал -
Ушла по волнам? Улетела птицей?
Ты там живешь? Не хочешь покидать,
И служишь безвозмездно проводницей?
*Иосиф Бродский похоронен в Венеции на кладбище Сан-Микеле (прим. автора).
2014
Встреча
Не хочется кануть, приходится падать
В прошедшее время. Без умысла, зла,
Меня не спросив, своевольная память
Тропинку нашла и к тебе поднесла,
Когда ты проходишь бессловно, беспечно
И рядом, и облаком в небе скользя.
Ни взгляда, ни жеста. Скажи мне словечко -
Нельзя оставлять без надежды, нельзя.
Не вижу лица. Подскажи своё имя.
Поэзия, Жизнь или Юность? Любовь?
И что это значит? Не мучай, скажи мне.
Я больше уже не увижусь с тобой?
И, сдвинуться с места оставив старанья,
В тропинку лицо зарываю, скорбя,
И пыльные слёзы мне Мать отирает:
"Мы встретимся. Как я - одна без тебя?"
2014
Зимний сон о королевах
Припёрлась как маляр с раствором мела -
И стало неожиданно светло.
Для королевы - споро и умело.
Я бы доверил бабе потолок.
Она пришла, размашисто и бегло
Загрунтовала разноцветье крыш.
Что было грязно-красным, стало белым
И свадебно-невинным до поры,
Когда невинность потечёт, подмокнув,
Чтоб капать, разумеется, в очки
С ножей-сосулек, что, как меч Дамоклу
Над троном однодневной чепухи,
Напоминают, как близка потеря.
Иду и думаю: что будет впереди?
Ну, хорошо, когда расколет череп,
Но может же и в сердце угодить!
И я тогда благословлю погоду
(Она - искусство с требованьем жертв),
На скользких пешеходных переходах
Не буду в помощь бабушкам уже.
Поправ тепло и, в целом, человечность,
Холодными словами, словно льдом,
Составлю вдруг стихотворенье "Вечность".
И на дорогу, что ведёт в дурдом,
Без головного (по зиме) убора
Я выйду, а попутный грузовик
Меня подбросит в те слои, в которых
От холода колеют соловьи.
А Герду мою донага разденут,
Пришлют ей сумасшедшую метлу,
Чтобы лететь по небу и по делу -
Стать ночью королевой на балу.
И я тогда раскаюсь. Но, похоже,
Уже проснувшись, тру себе глаза.
Кусочек льда мне зрение тревожит?
Нет, к счастью, это - тёплая слеза.
2014
И сны, как дни
И сны, как дни, у жизни сочтены.
Года бубнит недетская считалка.
Зимой мне снятся поезда весны,
И снов моих намного больше жалко,
Чем дней, отпущенных с прилавка мне
Недетских игр склада-магазина -
Кирза, ушанка с телогрейкой к ней,
Два рельса и рабочая дрезина.
Я сны свои не в силах толковать -
Толпятся беспорядочной толкучкой,
Где я себя прилично одевал
В случайное, но сделанное лучше.
Они цепляются - как к самочкам самцы,
Они сцепляются, спускаемые с горки,
И от полуночи везут во все концы
Каких-то стран на верхней книжной полке,
Где птицы и драконы, и цветы -
Из плоскости моей дневной тетрадки.
Потом толчок - и в утро с высоты.
И снова на дрезину пересадка.
2014
Кинематография сна
Сон не закажешь с доставкой к подушке, а
Мозг у постели не бдит получателем.
Вот и навалится - подло, удушливо,
Вот и приладится к сердцу отчаяньем.
Что ж ты то плугом, то тихою сапою
Душу рыхлишь беззащитную к полночи -
То поглумишься, то грубо облапаешь,
То изнасилуешь спящую. Полно же!
Вот научусь по восточной методике
Русло для мыслей и снов обозначивать -
Ты из насильника станешь любовником.
Так. Исключаем насилие начисто.
Пусть на экране в замедленном действии
Счастье летит или что-то конкретное.
Птицею - я. И привольно, и девственно.
Стоп! Этот кадр - сначала и трепетно.
Музыку, свет дорисуем впоследствии.
Мама. Живая. А я ещё в шортиках -
Вздорный наследственно. Дача. И лес её.
Пусть будет остров. И Днепр, и Хортица.
Дальше. О, нет! Процедурой монтажною
Вырежем напрочь - там гроб и старания
В лестничной клетке, чем многоэтажность нам
Платит, пакуя нас в банке пираньями.
Дальше! Там - девушка. Первая? Первая.
Руки её, обладание радостью.
Дальше - будильник крикливою стервою
Свет зажигает. Неплохо. Понравилось.
2014
Ночь после концерта
Хмельная ночь, свалив меня ничком,
смычком смыкает веки над глазницей.
Смычок, сникая, становясь сны-чком,
сны Брамса мне играет на ресницах.
Все пахнет фиолетовым цветком...
Фиалка разрослась в фиалончель.
То - я в руках у фиалончелицы:
зажат коленями, изогнутый в крестце,
затылком трусь о девичью ключицу
с тоской на запрокинутом лице.
Отказывает медленно рассудок.
Она массирует мне пальцами кадык.
Живот - в крещендо
странных струнных судорг.
При этом очень хочется воды.
Я ненавижу Брамса с Камасутрой!
Мне страшно заглянуть в ее зрачок,
хотя и без того уже понятно,
что это - Смерть моя,
иль кто-нибудь еще,
кто мне знаком, но очень неприятен,
и что в руке - пила, а не смычок.
Рояль вздымается, совсем осатанев,
и возле рампы тормозит сервантом.
Мелодия мелеет, и на мель
выносит Черте-Что-и-с-Боку-Бантик,
которое все знает обо мне...
Кровавых Мэри тени вдоль стены.
Скрипичный ключ
скрипит в замке отмычкой.
И Черте-Что касается спины.
И я кричу и плачу, горемычный,
но звуки вне гортани не слышны.
С дурацкими слезами на лице
я просыпаюсь, вымотанный напрочь.
Друзья мои! Сходили на концерт -
после него не пейте много наночь
и натощак. Не закусив в конце.
2008
Свобода
Решётка улиц - камеры свобода,
А осевые жёлтым - поводки,
Лимиты скорости - хомут, поводья,
Наручников браслеты для руки.
Измученный прогулкою по рельсам,
Штувал на взлёт тяну что было сил.
И вот, прибавив обороты, "Лексус"
Проспекты оставляет под шасси
И превращает двор тюремный в карту,
Которая мельчает на глазах.
Я выше тех, кому - клевать и каркать.
Свобода - восхождения азарт.
Увы... теперь я на радарах - точкой,
И кто-то, много раз перекрестясь,
Попросит эшелон покинуть срочно,
Распространяя панику в сетях,
И анти-террористская команда
Уже бежит в дежурный вертолёт
С приказом недвусмысленным в кармане,
Который оправдает пулемёт,
А может быть, не знаю, и - похуже,
Поэффективней что-то, поновей.
И буду я лежать в кровавой луже
С отверстием свободы в голове.
Свобода? Смерть? И Гамлет, засутулясь,
Штурвал ответом оттолкнёт во сне,
И полосы посадочные улиц
Опять решёткой бросятся ко мне.
2014
Сон
Мне снился сон - парад фантасмагорий.
Обычный идиотский перехлёст:
Я шёл долиной, что была... предгорьем.
А горизонт - сплошной фурункулёз.
Я шёл по Силиконовой Долине...
Пол-девушки (полу-проводника) -
По воздуху, и верхней половиной
Указывало путь до родника.
Раствор редкоземельных элементов
Не утолял. И множил этот бред:
"Я ей не задолжаю алиментов,
Поскольку нижней половины нет".
А в верхней её - больше силикона,
Чем в материнских платах где-нибудь.
И груди рукотворных терриконов
Мне сексуально осложняли путь...
На лбу - клавиатуры отпечаток,
И мозг уже работает на треть.
Экран мне - деловито и с оглядкой:
"Ты хочешь это начисто стереть?"
2015
У проруби
Давно в меню моих печалей,
В формате пыточного сна -
Упрёк мне, что я видел часто,
А как исправиться, не знал.
Семестр кончился. Зима и
Тревога. Снег да неуют.
Экзамен. Что сдавать - все знают,
А я не знаю, что сдаю.
Глубокомысленная глупость,
Многозначительный абсурд -
Спросить бы, но, стесняясь тупо,
Тащусь на неизвестный суд.
С раскрытием печали медлят
Тугие двери из стекла.
Не щука в проруби, Емеля,
А инквизитор-водолаз.
Что ты ответишь, если спросит:
"Чего ты хочешь и на кой?"
Он в маске, но - очки и проседь.
И смотрит в душу глубоко. -
"Что ты принёс, какие знанья
Сбывать блевотиной реке
С мозгами явно наизнанку
И со шпаргалкой в кулаке?
Что ты лакаешь "измы", парень,
И веришь в эту хренотень?
Потом сдаёшь, как стеклотару,
С утра в похмельной тошноте?
Ты образуешься, но только -
Чтоб набивать морковкой клеть.
Не быть тебе свободным волком.
Ты выбрал "кроличий" билет*".
*"Волчий билет" - документ, свидетельствующий о неблагонадёжности (прим. автора).
2014
Поэзия безумия, снов..,
Михаил Самуэлевич Паниковский
Приходит и садится на границе,
Где сон и явь соседствуют во мгле.
Он раздражён, нервозен и томится
Утратившей гнездо бездомной птицей,
Преставившись в конце расцвета лет.
Бесплотный персонаж привносит запах,
Который шлейфом со страниц пришёл.
Кальсонные тесёмочки и шляпа,
Костюмчик, что кефирами заляпан,
Нетленны, как немытости душок.
Нахохлился на краюшке дивана,
Всё не приемлет статуса теней.
Любая смерть не лечится, как рана,
Помогут лишь года переживаний.
Свою же пережить ещё трудней.
А есть кончины, что народы губят,
Внедряя в гены мозговой ушиб -
Так сыном Кобы и Орловой Любы
Легко собрать на золотые зубы
В глубинке и России, и души.
2015