1.

 

Моё письмо, сударыня Любовь -

Под грифом "Безусловно между нами" -

Я продолжаю, замышляя лбом

Взрослеющего разума признанья.                                    

 

Для тех, кто не любил и не писал -

"Перед прочтеньем сжечь" (как у Стругацких),

Кто из стогов солому в волосах

Не приносил, в луга ходя влюбляться.

 

2.

 

Я так давно писанье начинал,

Что позабыл исходную причину.

С тех пор так много утекло вина,

И сожжено немало керосина.

 

Пишу и забываю, что писал,

Одной своей приверженности верен.

По мере жизни изменяюсь сам,

И текст письма меняется по мере.

 

Но твёрже оставляет след рука,

Как выдохи твердеют на морозе -

Слова, уже подобные стихам,

Слова, уже оставившие прозу.

 

Столетняя столешница стола

Несёт меня. Меня несёт, как прежде,

И стул скрипит подобием седла -

Оно поёт пером в ночи безбрежной.

 

3.

 

Я Вас, Любовь, по-прежнему люблю -

"Люблю любить" читайте, а не "лично".

И пасторально, и столично. Плюс

Ещё - портретно-сюрреалистично.        

 

Любой поступок жизни на холсте,  

Ничтожен в масле красок натюрмортом,

Блохой - ни в янтаре, ни на коте.

Он - крик, застрявший в горле, тромб в аорте,

 

Когда он совершается без Вас.

"Без Вас когда" читайте без вопроса.

Без Вас, Любовь, поступки - трын-трава,

Пейзаж, убитый медным купоросом.

 

4.

 

Сударыня! С сигарою во рту,

На вздоры платоничные не падок,

И лучше на спине бубновый туз,

Чем два крыла продлением лопаток.

 

5.

 

Я всё пишу. Летят галопом дни,

Недели и года в упряжке цугом.

Волос всё меньше мне для пятерни,

Расчёски-бороны, довольно плуга.

 

Но лошадиных сил моих запас

Достаточен для трактора с прицепом,

В котором зёрна истины о Вас,

Любовь моя (существенная ценность!)

 

Сударыня! Пока мне быть живым,

Пахать мой дол, пока "Азъ есмь с Вами...",

Звучит моё "...никто же и на Вы",

И зёрна в борозду летят словами.

 

6.

 

О "слёзы", "грозы", "ветры" и "глаза",

"Лампады" и ламбада у киота,

"Свеча" и "возглас", "птица" и "слеза" -

Слюной неповзрослевших идиотов.

 

Сто тысяч слов, рифмованных и нет,

Но втуне, в толчее стихов базарных,

Не лепятся к Любви, противны мне.

Кто знал Её, тот скуп и лапидарен.

 

7.

 

Рукой поправив мятое лицо,

Я в валенках одних на босу ногу

В ночи до ветру вышел под крыльцо.

Безветренная ночь внимала богу.

 

Лунища в небе, да такая, как...

Не подберу и слова для сравненья.

Любовь не подхватить на сквозняках -

Она луной приходит населенью.

 

8.

 

Я Вами многократно обладал

И всякий раз во время обладаний,

Читая мне известное, всегда

Мечтал об обновлении изданий.

 

Был борз уже, но продолжал борзеть

Тогда, не зная о тестостероне,

Встречал и ждал (без чтения газет)

На площадях, причалах и перронах,

 

Боготворил девичью наготу,

Сменял,  как те, кто обнажался - платья,

В садах молил возжаждавшему рту

Слать чаши, чары, пригоршни распятий,

 

Разбрасывать распутья для стихов

По вёснам, по периодам распутиц,

Неверность лон и верность лепестков

Распутниц с однолетностью настурций.

 

Сударыня! Вы помните меня?

Должны. Надеюсь, будучи пригоден. 

Без Вас когда бы не было и дня,

Не дожил бы, наверно, до сегодня.

 

9.

 

Ну, вот... Теперь, когда уснули все

Любительницы ритма и столешниц,

И те, кто утром пишет о росе,

А ввечеру - о месяце над лесом,

 

Я противоречивые слова

Скажу наедине красноречиво -

Хотел бы ничего не знать о Вас

Из кинофильмов о любви и - чтива,

 

Запамятовать образы других,

Тепло чужих, не собственных объятий,

И вдолбленные книгами в мозги

Примеры чувств, где ижицы и яти.

 

Скажу, что лучше испытать хоть раз,

Чем тысячи стихов, экранизаций

Перелопатить, разбираясь в Вас,

И всё равно ни в чём не разобраться.

 

10.

 

Я Вас давным-давно хочу спросить:

"Вы сами-то, сударыня, любили ль?"

В лугах - простоволосых и босых,

На тротуарах - в шляпках и на шпильках?

 

Любили ли влюблённые глаза,

Пусть не на Вас смотрящие, а мимо -

Не как объект любви, хочу сказать,

А как свидетель любящих, любимых,

 

Как я любил - всех тех, кто Вас как куш

Делил тайком от всех под одеялом?

Рука сама взлетала к козырьку,

Но... тормозя, оправу поправляла.

 

11.

 

Сейчас, сударыня - либерализм,

Какого раньше не было в борделях,

Такое нынче лезет из щели -

Хоть затыкай коммуникаций щели.

 

И для меня Вы женщина в веках.

Увижу на пороге Афродитой -

Поклон земной отвешу с "Ваш АК",

А Эросом - услышите "Иди ты..."

 

12.

 

Известность Ваша... Много говорят,

Судачат - что Вы, с кем дружны сегодня -

И ждут премьер с начала января

По фееричный вечер новогодний.

 

Битком набит партер, балкон и лож

Возвышенность, мятежный ряд галёрки,

И занавес раздвоенной метлой

Сметает за кулисы шёпот горкой.

 

Лорнированье всё прекращено,

И взор, и слух к Словам Любви повёрнут.

Но 21-й век... И вот оно -

Козой по сцене скачет Тина Тёрнер.

 

13.

 

Не всякий в состояньe спеть о Вас

(Как о любви к присяге - хор армейский).

Я полагаю, лучшие слова

Не видели эстрад на арамейском,

 

На древнегреческом, а та латынь,

Что иногда звучит в молитве к Мэри -

Уже латунь окладов для святынь,

Что были в серебре, по крайней мере.

 

А золото плывёт в карманы тех -

Орущих зарифмованность маразма,

Кривляющихся в полунаготе

В притворном истерическом оргазме.

 

14.

 

Кто мог Вас петь? - Кому Вы "впелись" в жизнь,

Иглой впились в болезненное тело

И болью правд (лекарством ото лжи),

Наркотиком, восторженным и смелым.

 

Пиаф, ты в вечность о Любви поёшь.

Любовь, Вы - в ней, отбившейся от стаи

Парижским воробьём. На rue Caillaux                          

Щебечем вместе, стонем, умираем.

 

15.

 

Теперь - кулинария Ваших блюд.

Советы сомелье не бесполезны,

Но секс-бифштекс, как жареный верблюд,

В иголку патефона не пролезет.

 

Под ритмы танго - лучше кружева

Из нежных губ и пряность Olorosso. 

Я чокнусь с Вами, чокнувшись от Вас,

А утром (на десерт Вам) - только розы.

 

16.

 

Сударыня, прошу понять в письме

Заточенность моих неженских рифм.

Рука тверда, ей что перо, что меч -

Чтоб отучить скабрезностью сорить.

 

Той нынче - времена! Её поют

Как низость мыслей - популизма слог.                

Противен мне истоптанный союз

Политики и Женщины-с-Веслом.

 

Там бабы от весла и от плиты

Трясут  канкан, стеснение задрав.

Там с Вами все общаются "на ты",

Не больше, чем скоты, имея прав.

 

17.

 

Вы - между телом и моей душой,

Точнее - и в душе моей, и в теле.

Наверно, это очень хорошо,

Иначе Вы давно осточертели б.

 

Без душ - скоты мы, мёртвые - без тел.

Короче, чёрт-те что на самом деле.

И музыка, и рифма, и постель -  

Посты для Вас (с пюпитром у постели).

 

Сударыня! Душа покинет плоть

Не в смерти (что нормально) - во мгновенье

(Что может душу с телом расколоть)

Вопроса о любви предназначеньe.

 

Оно (предназначение) само -

Давать нам жизнь без объявленья срока.

Живу, люблю, и всё пишу письмо,

Беря из сердца прожитого строки.         

 

18.

 

Сударыня! Закону "Может Быть",

Увы, и Вам назначена покорность.

Вас может и не быть, а у судьбы

Совсем не будет шанса на повторность.

 

Стечение событий или рек,

Что может никогда не повториться.

Ничтожный шанс случайности в игре,

Где вероятность смерти - единица.

 

19.

 

Из сочетаний слов не получить

Того, что снова хочется промолвить.

И огорчить не хочется в ночи,

Сударыня. Вы так привыкли к нови.

 

Подсев на строчку, что торчит иглой,

Всё новые вонзаешь в вену иглы.

Блаженство? Да! Язык - как помело,

Но Вы - наркотик, а совсем не игры.

 

Словами, знаю, не возвысить Вас,

Не умалить молчанием нисколько. 

Я безнадёжен - бредит голова

Последующей строчкой как иголкой.

 

20.

 

Пора б и честь, как говорится, знать.

Уже и dixi видится, со вздохом

"Аминь", и даже тюркское "хана", 

"Ура" как завершение неплохо.

 

И Авраамом (веру доказать)

Письмо как сына, продолженья вроде,                                      

Веду к закланью, но опять - абзац

Рукою (Вашей?) мне перо отводит.

 

21.

 

Когда я к "офицеры" "Господа!"

Услышу в тосте, неуместность слов

Неловкость создаёт во мне всегда.

И как-то... горько, будто мне на зло.

 

Рука скользнёт по лбу, чтоб ни один

Не видел изменений на лице.

Ведь нынче офицер - не господин,

А господин - давно не офицер.

 

Ну, нет уже в окресностях господ -

Повывела (когда ещё!) ЧК,

И так перекроила, что испод -

Теперь лицо любого пиджака.

 

Доцент, преподающий сопромат,

Галантен и раскован от вина:

"Сударыня!" А дальше - читый мат.

"Сударыня" смеётся, польщена.

 

В крови у Вас, Любовь, какой-то тромб

От многих пролетарских перемен.

Уже и "гегемон" отправлен в гроб,

Уже и в гегемонах бизнесмен,

 

Вернулись очень многие слова,

Но не вернутся их произносить

Те, чья с Лубянки - в прорубь голова.

И Вы - лубок... О, господи спаси!